Киприан ничего не ответил, обвел всех блуждающим взором, затем всадил кинжал себе в грудь и тотчас же молча свалился с лошади.

Пельдрам очень быстро нашелся придать делу такой оборот, будто убийца ошибся, думая, что преследовал свою возлюбленную. А так как Киприан был мертв, то дело прекратилось само собой.

Что касается леди Брауфорд, то она отделалась только испугом, а у камеристки были легко поранены руки, которыми она в испуге защищалась от убийцы. Раны перевязали, и леди продолжили свой путь к Виндзору.

Сам факт разбоя нельзя было скрыть от королевы, но виновников не стали доискиваться. Леди Стаффорд не хотела, чтобы ее, а также ее сына, втянули в процесс; Бэрлей молчал, потому что когда-то протежировал этому руководителю заговора, Лейстер не выступал, потому что ливрея его слуги оказалась на этом подозрительном самоубийце. Валингэм и Пельдрам молчали, чтобы не выдать своего глупого промаха обманутых блюстителей безопасности.

Минутное веселое настроение Елизаветы сменилось из-за этих событий более угрожающим гневным состоянием. Более чем когда-либо она убедилась, что для ее безопасности необходима смерть Марии. Но выступить решительно боялась по-прежнему. Ей хотелось, чтобы смерть Марии произошла помимо нее, чтобы никто не мог обвинить ее и назвать убийцей.

Глава двадцать шестая

ИНТЕРЕС

На следующий день Пельдрам очутился в лавке мастера Оллана и нашел здесь, по обыкновению, жену и дочь хозяина. Пельдрам был в веселом и шутливом настроении, располагавшем к балагурству. Желая занять своим разговором обеих женщин, он повел речь о том, что ему пора жениться и у него достаточно средств, чтобы содержать семью. Жена оружейника согласилась с ним.

Пельдрам продолжал, что ему надо жениться на своей землячке и с этой целью предстоит ехать в Шотландию. Жена оружейника возразила, что до Шотландии не рукой подать, а шотландские девушки-невесты не так доступны, как зрелые груши.

Пельдрам наконец высказал, что и в Лондоне найдутся шотландские девушки и, пожалуй, более подходящие для него, чем в самой Шотландии. Почтенная хозяйка не могла отрицать это. И гость сказал, что у него даже есть на примете одна вполне подходящая молодая девица, а после этого вступления заявил, что он берет на себя смелость посвататься. Мать поспешила выслать Вилли из лавки.

В доме Оллана уже давно догадывались о намерениях Пельдрама, и потому удаление Вилли могло считаться ответом на его сватовство. Пельдрам засмеялся. Впрочем, его игривое настроение не находило отклика в душе матери и дочери. До них уже дошла весть о злополучном покушении Киприана, и они по своей женской впечатлительности были огорчены и напуганы этим. Сверх того Вилли, по-видимому, была огорчена смертью молодого человека, к которому она была, по меньшей мере, неравнодушна.

Вы могли бы оставить здесь вашу дочь, миссис Оллан! — сказал Пельдрам. — Ведь в моих словах о том, что я хочу остепениться, нет ничего щекотливого. Или, может быть, вы полагаете, что я заглядываюсь на вашу Вилли?

— Мало ли на кого вы заглядываетесь! — уклончиво ответила хозяйка. — Но в вашем обращении с моей дочерью я не заметила ничего особенного.

— В этом вы совершенно правы. Но что сказали бы вы, если бы я в самом деле стал не шутя заглядываться на Вилли?

— Ничего не могу сказать на этот счет. Нельзя же вам запретить смотреть на девушку.

— Вот как?… Вы так полагаете? Ну а если бы за этим последовало предложение?

— Его нужно еще дождаться.

— Но допустим, что оно уже сделано, что сказали бы вы тогда?

— Ступайте к моему мужу и спросите его. Только он может дать вам определенный ответ.

— Я так и думал… Ну а вы-то сами не прочь породниться со мной?

— Я не буду перечить тому, чего захочет муж.

— Так, так… вы — послушная жена. Но, быть может, в глубине сердца вы таите иное желание?

— Вовсе нет. Согласится старик, соглашусь и я. Вот и все!

— А Вилли?

— Не могу знать, что она скажет или чего ей хочется.

— Ну, чтобы не распространяться много, скажу напрямик, что мои намерения серьезны, и потому я переговорю с Олланом, но только наедине. Пошлите его ко мне, всего лучше в гостиную.

Отца позвали. Он, как всегда, поздоровался с Пельдрамом холодно и спокойно, после чего пригласил его в гостиную, где они уселись вдвоем.

Гость улыбался. Может быть, непривычная роль жениха отчасти смущала его.

— Где ваш мастер? — спросил он наконец хозяина.

— Уволен! — отрезал тот.

— Так… А когда последовало его увольнение?

— Третьего дня вечером.

Вы поссорились с ним? Из-за чего вы отказали ему?

— Из-за того, что он увлекался удовольствиями, неподходящими нашему званию и нашему ремеслу.

— Так, так!… А известно ли вам, где он теперь?

— Я за ним не следил.

— Отлично! Вы поступили умно, отказав ему.

— Я и сам так полагаю.

— Значит, мы все были согласны между собой на этот счет. Посмотрим, не упрочится ли наше взаимное согласие. Ведь вы шотландец, как и я! — продолжал гость.

— Шотландец, да, — подтвердил оружейник, — только не чета вам — полицейскому!

— Ну, это — пустяки! Мы — соотечественники, и я, ваш соотечественник, желаю жениться.

— Это — ваше дело.

— Совершенно верно, но я желаю жениться на вашей дочери, а это — уже отчасти и ваше дело.

— Моя дочь вам не пара.

— Однако я иного мнения.

— Ну, значит мы с вами несогласны.

— По-видимому, так… Только мне кажется, что мы все-таки поладим между собой. Я опять возвращаюсь к Киприану. Его уже нет в живых.

— Весьма сожалею.

— И я также. Он был славный малый и сам лишил себя жизни. Собственно говоря, он поступил умно, потому что перед самоубийством совершил деяние, за которое ему предстояло поплатиться жизнью, он напал на одну придворную даму и ранил ее…

— Это нехорошо!

— Да… как относительно того, что подразумеваете вы, так и с моей точки зрения.

— Что подразумеваю я?…

— Мы потолкуем об этом после. Накануне вечером была сделана попытка освободить фосрингайскую пленницу. Однако заговорщики бежали, и двое из них были убиты. Одним из убитых оказался лорд Мак-Лин, которого вы также видели и к которому я сам привел Киприана.

— Странно!

— Да, да!… Что касается Киприана, то я сам нарочно пустил такую молву, будто у него была знакомая дама при дворе, которую он приревновал и хотел убить.

— В сущности, мне это безразлично.

— Не думаю! Лорд Мак-Лин и Киприан, по-моему, были знакомы между собой и раньше.

— Может быть!

До настоящей минуты оружейник отвечал Пельдраму спокойно, холодно и слегка насмешливо. Но теперь он как будто стал обнаруживать больше интереса и внимания к разговору.

— Они состояли в заговоре, — продолжал Пельдрам, — с целью освободить Марию Стюарт и убить нашу королеву.

— Ну, вот еще выдумали! — проворчал Оллан.

— У них были сообщники, которых надо искать среди людей их окружения.

— Киприан был вашим другом!

— Да, я держал его на привязи, как и подобало, а теперь у меня в руках весь заговор, и от меня зависит открыть его и засадить в тюрьму заговорщиков.

— Пожалуй, это — ваша обязанность.

— Как смотреть на вещи!… Вот, например, я могу быть убежден, что некоторые люди невиновны, несмотря на улики против них…

— Такое убеждение было бы приятно!

— Я сам так думаю, и если я прошу руки вашей дочери, то это служит верным доказательством того, что у меня нет никакого предубеждения против вас, и я совсем не считаю вас виновным.

— По-видимому, так!

— Но если вы отвергаете мое искательство, то я, пожалуй, буду думать иначе.