Он отпер дверь.

Однако едва Мария почувствовала себя на свободе, как бросилась к окну и стала звать на помощь, в тот же момент капитан ее гвардии Артур Эрскин вошел в комнату, привлеченный еще раньше криками королевы.

Босвел стоял как вылитый из бронзы, скрестив руки на груди, с мрачным и угрожающим видом.

— Ваше величество, — сказал он, — вы звали на помощь в супружеском споре. Сэр Эрскин ожидает ваших приказаний, прошу вас дать их ему, не называя причины нашей ссоры, потому что я не потерплю иных судей моего поведения, кроме вашего сердца. Если вы находите, что я поступил предосудительно, то осудите меня, если нет, то удалите этого свидетеля, которому подобное положение так же тягостно, как и мне.

Мария почувствовала себя униженной и жалкой, как никогда. Босвел действовал вызывающим образом, даже в настоящую минуту. Неужели ей велеть арестовать человека, из-за которого она навлекла на себя ненависть всей Шотландии, неужели ей суждено вторично встретить в своем супруге заклятого врага? А между тем… невыносимо и терпеть эту жестокую насмешку, сделаться его рабой?.. «Лучше умереть»! — решила она.

— Сэр Эрскин, — воскликнула она, — подайте мне ваш кинжал.

— Сэр Эрскин, — вмешался Босвел, — вы видите, королева сильно возбуждена. Не давайте ей оружия!

— Я хочу кинжал, я хочу лишить себя жизни! Кинжал, сэр, или я выброшусь из окна, я хочу умереть.

Мария вскочила на подоконник.

— Назад, сэр! — загремел Босвел, когда Эрскин рванулся к ней. — Дайте королеве свой кинжал, иначе она ринется вниз, а это была бы жалкая смерть для государыни. Вы колеблетесь?.. Хорошо! Тогда идите вон, я дам королеве свое оружие! Вон! Я приказываю! Повинуйтесь, если вам дорога жизнь!

Эрскин повиновался.

Тогда Босвел вытащил свой кинжал и кинул его под ноги супруге.

— Заколитесь! — хладнокровно сказал он. — Если бы вы попросили оружие у меня, я дал бы вам его, и вы по крайней мере избавили бы меня от этой сцены.

Мария бросилась к кинжалу. Она, конечно, не думала убивать себя, а хотела защититься от жестокостей.

Тут ее взгляд упал на Босвела, который вытащил свой меч и поставил его рукояткой на пол, тогда как острие направил себе в грудь.

— Что ты затеваешь? — крикнула Мария.

— Я хочу умереть, как ты, и если у тебя не хватит мужества заколоться, то я первый покончу с собой.

— Босвел! — прошептала она, растерявшись и дрожа от испуга. — Почему ты хочешь убить себя?

— Потому что ты разлюбила меня, и я лучше сам лишу себя жизни, чем допущу, чтобы меня казнили или зарезали. Избавим себя от тягостных речей, Мария! Я полагался на твою любовь, на твою преданность и послушание, когда рисковал жизнью, чтобы достичь высшего блага. Но возведенное здание рушится. Ты согласна скорее убить себя, чем действовать со мной заодно. Неужели мне дожидаться, пока я сделаюсь тебе в тягость, и ты возненавидишь меня, как Дарнлея? Нет, Джэмс Босвел господствует или умирает. Прощай, Мария, и ты свободна.

Он снова приставил оружие к своей груди и нагнулся.

С громким воплем Мария подскочила к нему и вышибла у него меч, который со звоном покатился на пол. Но поток крови окрасил уже камзол герцога, и Мария убедилась, что этот ужасный человек никогда не шутит.

— Не убивай себя! — зарыдала она. — Я буду повиноваться, я согласна быть твоей служанкой, теперь я верю, что ты любишь меня… О Джэмс, эта кровь!…

С плачем прижала королева носовой платок к ране, схватила мужа в объятия и осыпала его поцелуями. Теперь она снова сделалась любящей, слабой женщиной, которая подчиняется и ласково умоляет, которая требует только любви и жертвует всем для любимого человека, даже собственной жизнью, даже честью!

Конечно, она задумалась о происшедшем, когда Босвел оставил ее, и почувствовала ужас к этому человеку, необузданная горячность которого неуклонно стремилась к своей цели и знала одни крайние насильственные средства; конечно, Мария предвидела, что с этих пор ее жизнь утратит последние проблески свободы. Но ведь она опять одержала верх над своим тираном посредством любви! Эта мысль утешила ее.

Мария надеялась укротить Босвела нежностью, рассеять его подозрения, но ей пришлось ошибиться. Она должна была сделаться его служанкой, чтобы быть не чем иным, как орудием его властолюбия; он приковал ее к себе и отнял у нее средство ослабить свои цепи.

Мария хлопотала, чтобы ее новый брак был признан иностранными дворами. Она заявила, что нуждалась в защите и что никто не мог защитить ее лучше графа Босвела. Шотландское дворянство рекомендовало Босвела ей в супруги, он был очищен от всякого подозрения в убийстве Дарнлея, потому что шотландские судьи оправдали его, и, наконец, он готов был подтвердить свою невиновность мечом против всякого обвинителя.

Однако все старания Марии не увенчались успехом. Именно дворяне, так трусливо подписавшие документ, предложенный им Босвелом на пиру, соединились для его ниспровержения и через лорда Гранжа просили Елизавету о помощи.

Лорд Мелвил также примкнул к их союзу и заручился помощью французов, но лорды предпочли содействие англичан, опасаясь, что Франция будет больше домогаться влияния на шотландское королевство, чем действовать в интересах королевы. Однако Елизавета отказала в помощи, опасаясь новой неудачи заговора, тем более что мятеж всякого рода был ненавистен ей, поэтому она затянула переговоры, но и не сообщила Марии, что ей угрожает.

Таким образом, Мария и Босвел жили спокойно, ни о чем не догадываясь, они выбрали для местопребывания укрепленный замок Борсвик и заносчиво насмехались там над своими могущественными врагами: Этолом, Эрджилом и Мортоном.

Босвел потребовал наследного принца в Борсвик, но граф Марр отказал в его выдаче, и, когда королева обратилась к помощи дворянства, никто не откликнулся на этот призыв.

Однажды, когда Мария с Босвелом собирались садиться за обед, в столовую вбежал караульный и доложил, что значительный отряд вооруженных всадников мчится галопом к замку. Босвел и Мария, догадавшись, что им грозит опасность, поспешно переоделись в лакейскую ливрею, костюм пажа и в таком виде покинули замок через потайные ворота.

Они благополучно скрылись в Дэнбар, где созвали своих приверженцев. А заговорщики тем временем вступили в Эдинбург, и на этот раз осадные пушки Голируда молчали, а народ приветствовал их ликованием. Они выпустили прокламацию, призывавшую дворянство преследовать убийц Дарнлея и освободить наследного принца. Каждый, кто примкнет к партии Босвела, — говорилось в прокламации, — будет наказан как изменник. Королева, со своей стороны, также выпустила прокламацию и обещала разделить владения мятежников между своими приверженцами, после чего выступила в поход, одетая в красную юбку, до половины прикрывавшую ей ноги. Впереди королевы развевалось шотландское знамя; лорды Сэйтон и Борсвик охраняли ее с обеих сторон. У мятежников же было собственное знамя, на котором вместо шотландского льва на белом шелке был помещен образ умерщвленного Дарнлея, перед ним на коленях стоял наследный принц и взывал: «О Боже, суди и отомсти за меня!» Эти слова были вышиты цветными шелковыми нитками. Вид этого знамени, наглядно представлявшего народу гнусное злодейство, приводил в ярость войско и привлекал сотни борцов под знамена мятежников.

Мария не дождалась даже прибытия Гамильтонов, она выступила в поход с наскоро собранными ею отрядами. А навстречу королеве выступили вассалы Эрджила, Этола, Марра, Линдсея, Мюррея, Майтлэнда, Бойда и Киркэльди Лагранжа, а также отборное английское войско под начальством опытнейших предводителей. Едва противники сошлись у Кэрбери-Голла, как приверженцы Марии почувствовали свою слабость. Чтобы еще более усилить этот упадок духа, появился дю Круа в качестве посредника и стал внушать сторонникам Марии Стюарт, что они сражаются не за отечество, а за любовные капризы женщины, и обещал, что королеве будут повиноваться, если она расстанется с Босвелом, так как он — убийца Дарнлея, и немало лордов готово сказать это ему в лицо и подтвердить на поединке.