Полевая артиллерия имела три калибра: 9-фунтовый в 4,2 дюйма с дальностью при стрельбе гранатой до 1500 сажен; 4-фунтовый в 3,42 дюйма с дальностью до 1200 сажен и горный 3-фунтовый в 3,00 дюйма с дальностью до 700 сажен. Снаряды были также трех видов: граната с ударной трубкой в 27 и 14 фунтов действовала удовлетворительно по каменным и деревянным постройкам, но слабо по войскам и была совершенно безопасной для земляных прикрытий. Были еще переделанные гранаты из «шарох», действовавшие много хуже; шрапнель с 220 и 118 пулями, с дистанционной трубкой действовала очень хорошо по открытым и закрытым войскам, но имела ограниченную дальность, всего 800–900 сажен. Дистанционные трубки для дальности до 1100 сажен были доставлены позднее, но и с ними можно было стрелять не далее 2 верст. Картечь действовала только на 200 сажен. Снарядов на орудие возилось, в зависимости от калибра орудия и конструкции зарядных ящиков, от 125,5 до 158 на орудие. Вообще наши полевые орудия по своей досягаемости значительно уступали турецким полевым дальнобойным и иногда бывали лишены возможности состязаться с ними.
Снаряжение. Пехотинцы носили в ранцах запасы продовольствия (сухарей и соли на три дня), одежду и патроны общим весом до 2 пудов; шанцевый инструмент возили в обозе, и на роту полагалось 10 лопат, 24 топора, три мотыги, три кирки и один лом.
В кавалерии вес вьюка с седлом достигал 3,5 пуда, что с весом вооружения и всадника составляло 9 пудов; снаряжение кавалериста следовало признать слишком тяжелым. Шанцевого инструмента имелось по восемь лопат и восемь топоров на эскадрон; у казаков его не было совсем.
Войсковой обоз. Перед войной обоз переформировывался и находился в переходном состоянии. Летом 1876 г. постройка повозок нового образца была приостановлена в целях приведения в порядок обоза старого образца, что тоже завершить не удалось, и в войсках при мобилизации повозок не хватало. Только специальный обоз артиллерии и инженерных войск был оборудован согласно штатам. В общем войсковой обоз был собран из разнокалиберных повозок, частью старого, частью нового образца, был крайне тяжел и неповоротлив; обыкновенно он отставал на много верст.
Обоз полковой был довольно многочисленным; к дивизионному обозу причислялись летучие парки, передвижные лазареты, провиантские и штабные повозки. Корпусного обоза не существовало. Общеармейский обоз был весьма значителен и разнообразен.
Тактическая подготовка русских войск. Неудачный опыт предшествующей нашей войны 1853–1856 гг. и уровень военного дела в Европе и Северной Америке заставили нашу армию работать в новых направлениях, указываемых современным состоянием военного искусства, и можно принять за факт, что в период от Крымской кампании до войны 1877–1878 гг. было сделано много, но, конечно, последняя война застала нашу армию во многих отношениях слишком неподготовленной.
Прежде всего было крайне трудно создать приемлемый корпус офицеров. Военные училища могли обеспечивать кадрами лишь гвардию и специальные войска; основной же корпус офицеров в числе около 25 тысяч состоял из окончивших курс юнкерских военных училищ (10 тысяч) и произведенных из юнкеров (15 тысяч). Такой офицерский состав еще мог удовлетворять требования старой линейной тактики, но совершенно не подходил к условиям ведения боя, основанного на огневой тактике, явившейся следствием разработки нарезного и скорострельного оружия.
Подготовка офицеров во время прохождения службы посредством ведения тактических занятий только начинала прививаться и была затруднена расквартированием огромной части войск по обывателям, отсутствием помещений для офицерских собраний и полковых библиотек. Тем не менее в некоторых округах в 70-е гг. занятия эти велись в частях войск под руководством офицеров Генерального штаба, но только на планах и картах, а не в поле.
Влияние высшего командования на тактическую подготовку войск вообще зависело от степени его образования; в этом отношении существовало два направления: одно — со стороны сторонников старой школы, которые продолжали, вопреки новейшим требованиям, отстаивать линейность, сомкнутость, равнение рядов, красоту и картинность парадов и маневров; другое — со стороны лиц, усвоивших новые требования военного искусства, обладавших высшим военным образованием, старавшихся поднять одиночную подготовку бойца в смысле его самостоятельности и степени адаптации к обстановке, усовершенствовать маневрирование войск в поле и в особенности стрельбу (учения с боевыми патронами). Второе направление не могло одержать победу над первым вследствие рутины, и поэтому тактическая подготовка командного состава в общем отставала от современных требований военного искусства.
Подготовка к ведению собственно боя находилась в переходном состоянии. Строевой пехотный устав предусматривал лишь правила перестроений и движений; только в 1874 г. были даны указания об атаке; такое ограниченное содержание устава несколько восполнялось особой инструкцией для полевых занятий войск издания 1871 г., но и она не могла служить подспорьем для руководителей, усвоивших одну лишь старую линейную тактику. Для боя в цепь рассыпались только стрелковые роты батальонов, а остальные наступали в две линии сомкнутого строя; допускалось размыкать ряды и ложиться. Хотя стрельбой занимались, и довольно усердно, и с 1871 г. она проверялась смотрами, но преимущественно преследовалось обучение стрельбе в цель на дистанциях не далее 600 шагов, и совсем не применялся массовый огонь с тактической целью. При отказе от дальнего огня и скорострельности не допускалась стрельба одиночным огнем из сомкнутого строя.
В общем относительно тактической подготовки пехоты можно сказать, что, несмотря на усовершенствование техники ручного огнестрельного оружия, мы смотрели на огневой бой как на вспомогательное средство и главным считали удар холодным оружием; в огневом бою полное предпочтение отдавалось стрельбе залпами из сомкнутых строев, а одиночный огонь стрелковых цепей считался лишь добавлением к нему. Окопное дело было поставлено весьма неудовлетворительно, так как пехота, лишенная шанцевого инструмента, оказывалась не в состоянии окапываться.
Кавалерия имела во главе талантливейшего кавалериста, великого князя Николая Николаевича Старшего, занимавшего в 1865 г. должность генерал-инспектора кавалерии, предъявлявшего ей новые, вполне правильные требования, но было невозможно быстро искоренить прежние привычки и взгляды. Тактическая роль кавалерии на поле сражения считалась, на основании опыта последних войн, почему-то умалившейся, и стремились восполнить ее значение стратегической деятельностью, но все эти требования прививались туго, несмотря на руководящие приказы великого князя и производимые им маневры. В общем наша кавалерия, отказавшаяся от нанесения ударов на поле сражения, несмотря на то что была вполне подготовлена к сомкнутому конному бою, не была достаточно сильна и в разведывательной деятельности, главным образом из-за непонимания и незнания этого искусства как старшими кавалерийскими начальниками, так и высшим командованием армии. Для спешенных действий кавалерия была подготовлена, но уланы и гусары имели неудовлетворительное вооружение. Огромная масса казаков, влитая в действующую армию, не оправдала возлагавшихся на них надежд, отчасти потому, что их растаскивали по полкам, сотням и штабам, а также и потому, что командный состав казаков был неудовлетворителен. Во всяком случае, наша, как регулярная, так и иррегулярная кавалерия, превосходила во всех отношениях турецкую и в сущности соперницы не имела.
Мобилизация и сосредоточение русской армии в пределах Бессарабии[56]
Мобилизация войск совершалась постепенно, в зависимости от того, насколько усложнялась политическая обстановка. В августе 1876 г. думали ограничиться мобилизацией всего двух корпусов; однако вскоре осознали ничтожность средств, с которыми предполагала Россия выступить. В ноябре 1876 г. последовала мобилизация 20 пехотных дивизий; в 1877 г. разновременно было мобилизовано еще 16 пехотных дивизий и сформировано 52 резервных батальона. В 1878 г. мобилизация коснулась уже почти всех местных и вновь сформированных резервных и запасных войск.
