А переписка о разграничении шла своим чередом и принимала все большие размеры. Главные силы наших Мургабского и Тедженского отрядов собирались в Мерве и Серахсе, а их авангарды, сперва в виде казачьих сотен, были выдвинуты вперед, к Иолатани и Пулихатуну, вверх по течениям этих рек[49], с передовыми постами у Ташкепри (на Мургабе) и у Зюльфагара (на Теджене), с промежуточным постом у Акрабата. Афганцы занимали Пенде против Мургабского отряда и Зюльфагар — против Тедженского. Разъезды наши встречались с афганцами.
После долгих пререканий о том, как искать границу и кого считать внутри нашей черты, мы предложили Англии желаемый для нас рубеж и решили, при несогласии последней, занять его войсками.
Как всегда, мы и здесь постарались добровольно кое-что уступить соперникам: ведя от Амударьи границу по северному краю афганских оазисов Андхоя, мы отдавали афганцам долины рек Саогалака и Кайсора, где жили отчасти и свободные туркмены; затем, оставляя Пенде за собой, мы от Меручака на Мургабе, вместо того чтобы вести границу по гребню Гератских гор, как бы следовало[50], отдавали афганцам большую часть северного склона этих гор, ведя черту к Хаузи-хана на Кушку, потом по ее притоку р. Егри-чен и колодцы Кериз-сюйме, Кериз-ильяс к р. Теджену, оставляя Зюльфагар у себя (в 10 верстах ниже по течению). От Герата эта черта проходила в 120–200 верстах.
Но англичане, не ценя наших уступок, стояли на своем и требовали для Афганистана и Пенде (до Сары-язы на Мургабе), и долину Теджена до Пулихатуна (даже до Шир-Тепе, что еще севернее). Это был явный торг по принципу, «чтобы было с чего уступать». Свой ответ англичане затянули до 1 марта 1885 г.
15 марта мы выдвинули новые требования, хотя, утомившись словесной борьбой, готовы были втайне согласиться на уступки Пенде, чтобы тем склонить Афганистан в свою пользу.
А тем временем за Каспием у нас было сосредоточено до 6 тысяч пехоты, 2 тысяч конницы и 16 пушек (семь батальонов, 14 казачьих сотен, один железнодорожный батальон и одна местная команда). Не оголяя только что завоеванной страны, мы могли двинуть свои передовые отряды численностью всего в одну четверть этих сил. Да еще в области было до трех сотен туркменской милиции, большая часть которой была спешно набрана подполковником Алихановым для усиления передовых отрядов.
Афганцы же выставили против этих сил до 4000 человек с восьмью пушками у Ташкепри и до 300 у Зюльфагара, не считая 1000 индо-британцев в Гюрлене, против Акрабата.
Для образования Мургабского и Серахского отрядов были двинуты войска из Ашхабада, на 400 верст от него, до Кушки. Командование Мургабским отрядом принял на себя сам Комаров, а начальником авангарда этого отряда (три конные сотни) стал подполковник Алиханов.
Пока эшелоны Мургабского отряда медленно шли в урочье Имам-Баба на Мургабе (138 верст от Мерва и 70 верст от Ташкепри), авангарду Алиханова было приказано занять все пространство до р. Кушки, оттеснив к ней афганские посты и разъезды по долине Мургаба. Он и исполнил это в период со 2 февраля до 5 марта, в то время как его помощник, подполковник Татаринов, с сотней составлял авангард Серахского отряда в Пулихатуне. Алиханов с главными силами своего авангарда (две сотни, из которых одна туземная, другая казачья) 3 февраля 1885 г. пришел из Мерва к своей передовой сотне, стоявшей в Имам-Баба. Английский полковник Риджвей, бывший при передовом афганском отряде, прислал ему письмо, в котором предостерегал от движения вперед и стращал столкновением с афганцами. Алиханов в ответ на это пошел с тремя сотнями к Аймак-джару, чтобы побудить афганские разъезды отойти к р. Кушке. В инструкции ему рекомендовалось не нажимать на афганцев всеми силами авангарда, а действовать только разъездами. Но этого оказалось мало.
Афганский ротмистр поспешил заблаговременно ретироваться вместе с Риджвеем и своим отрядцем, оставив Алиханову письменную угрозу «остановить его силой сабли, ружья и пушки», если он пойдет дальше. Конечно, Алиханов пошел и дальше, к самой Кушке, где стояли за нею главные силы афганского отряда; но он взял с собой только туземную сотню.
Гоня перед собой афганские разъезды и пикеты, он 8 февраля достиг Ташкепри и выставил свой пост на бугре Кизыл-Тепе под начальством лихого джигита Аман-Клыча, а сам отошел к Аймак-джару.
В Ташкепри в это время были и афганские, и английские генералы — Коусуддин-хан и Лемсден — с ядром английской разграничительной комиссии. Лемсден обратился с надменным письмом к Алиханову по поводу его прихода. Алиханов отвечал, что он «лишь солдат», «точный исполнитель приказаний своего начальства и в политике ничего не смыслит». Оставив при афганском отряде группу своих офицеров-«руководителей», Лемсден ушел к Гюрлену. Афганский же генерал был на этот раз любезен с Алихановым и даже спешно вернул ему лошадь, забежавшую в их лагерь.
Алиханову было поручено поддерживать сношения с населением Пенде, доброжелательно настроенным к нам, и вести разведку за действиями афганцев в бассейне Мургаба. Такую же разведку поручили и поручику Лопатинскому в бассейне Теджена, у Зюльфагара и Акрабата. Имея всего 31 бойца в своем распоряжении, этот доблестный офицер выказал большую смелость и ловкость в сношениях с афганским отрядом у Зюльфагара, превосходившим его в десять раз.
Наши разведчики давали точные и всесторонние сведения об афганцах: о том, что гарнизон Герата жидок; о том, что толкают афганцев на военные действия англичане, наконец, о том, что болтают афганские солдаты у костров и что делают и где разъезжают английские офицеры-рекогносцеры. Такой успех разведки надо приписать главным образом посылке лазутчиками местных жителей из Мерва и Иолатани.
Мы узнали, что холм Ак-Тепе с афганским лагерем укрепляется по европейскому образцу, что от него устроен паром за Мургаб, где тоже строят полевые укрепления. Мы узнали, что англичане соблазняют сарыков-пенде за хорошие деньги выставить тысячу стрелков (мергенов) и войти в состав афганского отряда, с вооружением за его счет, и что сроком ответа назначено 18 марта. Также нам было известно о времени прибытия крупных подкреплений к Ак-Тепе из Герата, долиной р. Кушки, и от Маймене, долиной Кайсора, и о спешной починке афганцами в Пенде и близ него старых туземных крепостей Меручак и Бала-мургаб.
Мы узнали, что в районе Ташкепри собралось у афганцев 1,5 тысячи пехоты и до 2,5 тысячи конницы с восьмью разнокалиберными пушками, половина которых горные. Нам донесли, что афганская пехота воодушевлена, жаждет боя и полна решимости не пустить русских в афганские пределы, а конница, собранная из хазарейцев и джемшидов, ненавидит афганцев и склонна больше к нам, как и пендинцы.
Последние хотели вырезать афганский отряд внезапным на него нападением, но не решились, не получив от нас прямого согласия о поддержке. Англичане же щедро одаривали туземцев деньгами и подарками, и все же случались грабежи их багажа.
Ружья афганские были плохи, много кремневых, пистонных, а скорозарядных не больше десятка. Штыки, пики, шашки и большие кривые ножи составляли холодное оружие. Орудия не имели картечи, а одни ядра. Порох их для ружей и пушек был плох. Обоз составлен из подвод (вьюков) по наряду от жителей, в зачет податей. Довольствие неважное; одежда большей частью своя, туземная, но афганские генералы и офицеры экипированы в английские костюмы. Для того чтобы повлиять на жителей, подозреваемых в шпионаже, афганцы устраивали целые представления, заставляя одних и тех же своих людей вступать в лагерь, будто подошедшее подкрепление.
Комаров получил задание «удалить афганцев за р. Кушку, избегая по возможности кровопролития». Он донес, что за последнее «не ручается», а в частной переписке жаловался, что его «как собаку держат за хвост». Так, ему пришлось, подчиняясь приказу, не спешить прогнать афганцев, пока их было мало, запретить своим войскам пускать в дело первыми оружие, даже если со стороны противника последуют отдельные выстрелы, терпеливо сносить заносчивость афганцев, в случае столкновения и успеха не преследовать противника и не вторгаться в Афганистан, к Герату, и, наконец, не прекращать переговоров, сочетая их с угрозами о разгроме.
