– Я Флетчер Стрэтон, мисс Хорте, – хрипловатым голосом подтвердил он ее предположение. – Насколько я понимаю, вы довольно близко знакомы с моим сыном.

– Нет, не знакома, – возразила Кортни. – И если вы по этой причине врываетесь…

– Вы знаете его под именем Чандос.

Глаза Кортни подозрительно прищурились.

– Я вам не верю. Он о вас говорил, но называл по имени. Если бы вы были его отцом, он сказал бы об этом, а он ничего такого не говорил.

– Кейн не называл меня отцом с тех пор, как его забрала Мира, – ответил Флетчер. – Мира – его мать, упрямая чернявая ирландская девчонка, которая так и не научилась прощать. У него ее глаза. По ним я и узнал его, когда он появился здесь десять лет назад, хотя я считал их обоих мертвыми.

Ошеломленная Кортни посмотрела на Мэгги, ожидая подтверждения.

– Это правда, девочка, – мягко промолвила Мэгги. – И я бы не стала злоупотреблять твоим доверием, если бы он не имел права знать. – Мэгги опустила взгляд. – Флетчер, ты бросился к мисс Хорте, не дослушав меня. Такие вещи сообщать не просто. Боюсь, Мира погибла, вместе с команчами, с которыми жила. Судя по тому, что поведала мне мисс Хорте, Кейн, уехав отсюда, нашел их мертвыми и начал охотиться на убийц.

Мужчина утратил самообладание. Бесконечная боль исказила его лицо, отчего оно вдруг словно постарело на много лет. Однако самообладание вернулось к нему в считанные секунды, губы его сжались, желваки напряглись.

– Кейн рассказывал вам, что его мать умерла? – спросил он Кортни.

Ей очень хотелось дать ему надежду. Она сама не знала, почему, но ей стало грустно от того, что это невозможно. Поначалу он показался ей жестким человеком. Что уж там говорить, даже родной сын, судя по всему, не любил его. И все же…

– Чандос ни разу не упоминал при мне о своей матери, – сказала она совершенно искренне. – Я знала о резне. Я видела Чандоса вместе с выжившими команчами после той бойни. Они напали на ферму, на которой я была. В тот день Чандос пощадил меня, хотя почти всех остальных они убили. С фермером, который участвовал в том страшном убийстве индейцев, он поступил ужасно. Но если его мать была из… убита, я, по крайней мере, могу понять, что заставило его быть таким жестоким. – Помолчав, она продолжила, тщательно подбирая слова: – Но если вы ждете от меня доказательств того, что его мать умерла, я не могу вам их дать. Вам придется спросить у самого Чандоса.

– Где он?

– Этого я сказать не могу.

– Не можете или не хотите? – требовательным тоном произнес он.

Его воинственность развеяла сочувствие, которое испытывала к нему Кортни.

– Не хочу. Я вас не знаю, мистер Стрэтон. Но я знаю, что Чандос не хотел вас видеть. Поэтому, я не думаю, что мне стоит рассказывать вам, где его можно найти.

– Какая преданность! – прорычал он, не привыкший к возражениям. – Но позвольте мне напомнить вам, юная леди, под чьей крышей вы находитесь.

– В таком случае, я уйду! – выпалила Кортни и встала, продолжая прикрываться одеялом.

– Черт подери, сядьте!

– Нет!

Повисшую напряженную тишину нарушил смех Мэги.

– По-моему, Флетчер, тебе лучше сменить тактику. Последний месяц девочка провела рядом с твоим сыном, и ей передалось его упрямство… По крайней мере, по отношению к тебе.

Флетчер сердито уставился на Кортни, а та – на Мэгги. Театрально вздохнув, Мэгги встала.

– Ты же проходил это сто раз. А сколько раз ты говорил мне, что жалеешь о том, как вел себя, и что в следующий раз не будешь так поступать? Что ж, может быть, ты и старался, но, насколько я вижу, опять повторяешь одну и ту же ошибку. Ты уже наворотил дел. Вместо того, чтобы расспросить девочку, объяснить, рассказать, насколько для тебя важно знать, что происходит с Кейном, ты ее запугиваешь. Кто вообще после такого стал бы с тобой разговаривать? Она провела всего лишь одну ночь здесь… под моей крышей, позволь заметить. Она ничем тебе не обязана, Флетчер. Так почему ты решил, что она должна тебе что-то рассказывать? Я бы на ее месте точно не стала.

Высказав свои мысли, Мэгги ушла. С ее уходом в маленькой гостиной воцарилось неловкое молчание. Кортни опять села на диван, уже жалея, что вспылила. В конце концов, это же отец Чандоса. Им обоим было чем друг с другом поделиться.

– Простите меня, – начала она и улыбнулась, потому что Флетчер произнес те же самые слова одновременно с ней. – Быть может, мы могли бы начать разговор заново, мистер Стрэтон. Не могли бы вы рассказать, почему Чандос избегает этого места?

– Чандос, – неодобрительно пробурчал он. – Проклятье, извините, но этот мальчишка называет себя какими угодно именами, но только не тем, которое ему дал я. Когда он был здесь, на Кейна он не откликался. К нему можно было обратиться как угодно, даже «эй, ты», и он поворачивался к тебе. Но назови его Кейн, и он будто становился глухим.

– Не просите меня называть его Кейном, – твердо сказала Кортни. – Для меня он Чандос. Просто Чандос.

– Хорошо, хорошо, – примирительно проворчал Флетчер. – Но и не просите меня называть его Чандосом.

– Не буду, – улыбнулась Кортни.

– Насчет того, что вы спрашивали, – сказал он, пододвигая к себе стул и садясь. – Не удивительно, что Кейн не захотел сообщать мне, что находится где-то рядом. Когда четыре года назад он сбежал, я отправил за ним своих людей, чтобы они вернули его. Разумеется, его так и не догнали. Он водил их за собой почти три недели, играл с ними, как кошка с мышкой, пока ему это не надоело. После этого он отделался от них окончательно. У него нет повода думать, что я не попытаюсь снова оставить его здесь. Наверное, поэтому он и скрывался от всех.

– А вы попытались бы его здесь задержать?

– Проклятье – прощу прощения, – конечно же попытаюсь, – непреклонно произнес Флетчер. – Но… – Он заколебался, опустив взгляд на свои руки. – На этот раз по-другому. Я бы попросил его остаться. Я бы постарался показать ему, что на этот раз все будет по-другому, не так, как прежде.

– А как было… прежде?

– Я совершал ошибку за ошибкой, – печально признался Флетчер. – Теперь я понимаю это. Я относился к нему, как к мальчику, но команчи в восемнадцать – уже мужчины. Ему было восемнадцать, когда он вернулся. Следующая моя глупость – я попытался заставить его забыть все, чему он научился у команчей, что было для него совершенно естественным после долгой жизни с ними. И я не мог смириться с его нежеланием принять то, что я ему давал.

– Вы говорили, что десять лет считали его мертвым. Он все это время жил с команчами?

– Да, вместе с матерью. Она сбежала от меня. О, я не виню ее за это. Я не был самым верным из мужей. Но она не должна была тащить за собой мальчишку. Она знала, как много он для меня значил.

– Вы же не думаете, что мать может бросить ребенка.

– Да, но есть другие способы расставания, когда двое не могут жить вместе. Я бы отдал ей все, что она захотела. Устроил бы в любом месте. И за это я попросил бы только одно – чтобы половину своего времени Кейн проводил со мной. Но вместо этого она предпочла просто исчезнуть. Я не понимал, как ей это удалось, пока не появился Кейн. Тогда я узнал, где они скрывались все эти годы. О, поначалу, они не скрывались. На самом деле их захватили кайова, потом их продали команчам. Какой-то молодой выскочка из команчей купил их обоих. Он женился на Мире и усыновил Кейна. – Флетчер покачал головой. – Видели бы вы, в каком виде он явился сюда: в оленьей коже, длинные, прости Господи, косы, которые он отказался отрезать – ни дать, ни взять настоящий индеец. Удивительно, как никто из моих людей его не пристрелил.

Кортни живо представила, как молодой Чандос, въезжает в «Бар М» в таком виде и предстает перед группой незнакомых бледнолицых. В отличие от нее, он не испугался, даже наверняка держался с вызовом. И что должен был почувствовать отец, который увидел сына, вернувшегося дикарем? Ничем хорошим это не могло закончиться. Неожиданно ей вспомнился сон Чандоса.