«Широкий ветер заметет…» Широкий ветер заметет, Песок засыплет, дождь размоет, Зеленым мохом обрастет Дом, что за камнем камень строит, Трудясь упорно, человек. И в окон выбитых глазницы Влетать зимою будет снег, Звездами легкими кружиться. Сменяют смерть и тишина Земного шума быстротечность. — Но для чего-то нам дана Простая, мирная беспечность. Так пахарь на зеленый склон Везувия спокойно всходит, Меж тем, как медленно уходит Дымок его под небосклон. «В небе синем и бездонном…» В небе синем и бездонном Сколько миллионов лет С легким звоном, с чистым звоном Мчится чистый звездный свет. На холмы и на долины Падает — и на поля… Музыке неуловимой Внемлет бедная земля. Отчего бы ей, как прочим, Не вступить в согласный хор, Не запеть во мраке ночи Средь серебряных сестер? Отчего, когда смеются И ликуют небеса, Лишь с нее одной несутся Жалобные голоса? Отчего мы так угрюмо, О высоком позабыв, Отвечаем грубым шумом На таинственный призыв? «Мы каждый день встречаем чудо…» Мы каждый день встречаем чудо: Цветок раскрывшийся в саду, На крыльях ласточка отсюда Взлетающая в высоту, Прохладный шум, и плеск, и пенье На солнце блещущей реки; Улыбка матери, движенье Оберегающей руки. Но равнодушными глазами Мы смотрим и не сознаем, Какие образы пред нами Проходят в облике земном. «Как от роду слепым сказать о белом цвете…» Как от роду слепым сказать о белом цвете: Что он, как молоко? Как снег? Как полотно? И разве объяснишь ты, что такое — ветер, На ветку показав, стучащую в окно? Но очевидностью прямого откровенья Порой, как молнией, душа поражена, И совершенный слух, и огненное зренье, Как некий чудный дар, в себе несет она. И сразу гаснет свет. И ропотом, и мглою Мы вдруг окружены. Лишь память шепчет нам: Вот здесь дорога шла, за этою стеною, Здесь был крутой обрыв, а небо было — там. «В час, когда душа устанет…» В час, когда душа устанет Средь пустыни бытия, Видеть зорко перестанет, И один останусь я, И подступит мрак унылый К сердцу на исходе дня, — О, тогда своею силой Осените вы меня, Будьте здесь, со мною, друга, Неба светлые сыны, Пребывающие в круге Радости и тишины. «Сядь сюда, ко мне — и вместе…» Сядь сюда, ко мне — и вместе Тех мы вспомним в этот час, О судьбе которых вести Больше не дойдут до нас. Долго будут дни за днями Вереницею идти, Вслед за летними дождями Зимние шуметь дожди, — И нигде мы их не встретим, Сколько бы ни жили лет, Никогда уж не ответим Им на дружеский привет. Горьким опытом разлуки Все богаче мы с тобой. Подадим друг другу руки! Я хотел бы всей душой, Сколько бы ни оставалось Испытаний впереди, Неистраченную жалость На живых перенести. «Лесная просека переходила…» Лесная просека переходила В заглохшую дорогу, с колеями. Поросшими травой давно не смятой. Уже смеркалось. Где-то в глубине Деревья тихо-тихо начинали Свое вечернее богослуженье, И солнца красноватые лучи Ложились на вершины и на ветви. Стук топора, совсем не нарушавший Окрестной тишины — так равномерно Он раздавался в самом сердце леса, — Вдруг оборвался, — и немного позже Тяжелый гул протяжно прокатился И замер в чаше. Мы остановились, Прислушиваясь к новой тишине. Смерть дерева… Внизу, на лесопильне, Где длинными и гладкими рядами Лежат смолою дышащие доски, Певучая пила его распилит. На что пойдет оно? На грубый стол: В трактире деревенском забулдыга Вдруг о него пивною хватит кружкой И заорет неистовую песню. А может быть, — на мачту: с легким плеском Однообразно зарокочут волны, И свежий ветер запоет в снастях, И серебристая забьется рыба По доскам дна, упруго изгибаясь. А может быть, оно пойдет на крест. И тихого прямого человека Под ним положат, — и зимой и летом Совсем один, под тем же самым небом Все будет крест стоять простым и строгим Напоминанием о тишине. |
