Руки сына земли со стальными браслетами

Сжали ярого змея в кольцо,

И он стал песнями жить недопетыми,

Непроплясанных плясок вить сон.

Змей просил:

— Я спляшу тебе танец браслет.

— Нет. Еще рано. Нет.

— Сын Земли, я спляшу…

Тот крикнул:

— Шут!

Фигляр! Скоморох!

Подбиратель крох!

Змей умолк.

Сыну Земли тяжко,

Сыну Земли душно,

Но змей послушен.

Сыну Земли душно,

Сыну Земли тяжко,

Но змей не пляшет.

Молчание змея было сурово,

И глухим казался день.

Потом он просил снова и снова

С нежным терпеньем:

— Сын Земли, я плясун, я хочу кастаньет.

— Нет.

Но откуда-то звякнувший бум тарантеллы

Смял грозное нет,

И Сына Земли увидел несмелым

Впервые стальной браслет.

Молчание змея было сурово,

И глухой казалась ночь.

— Змей, скажи мне… светлое слово.

Змей сказал:

— Солнца дочь!

— Веди меня к ней!

Рассыпаясь ракетами,

Змей ввихрил звезды в свой огненный лёт,

И Сын Земли со стальными браслетами

Сделал легким свой тяжкий, свой веский, свой мощный ход.

Там, где небо зеленым парусом легло на землю

И плывут на заре золотые корабли,

Там я жизнь как радость приемлю,

Потому что там сказки неба — это сказки земли.

Там не читают цветам приговора

За то, что они только цветы,

И не слышит дочь солнца такого вздора:

— Вот если бы ты — не был ты.

Дочь солнца по песку раскинулась волнистая

И лежит на ковре своих волос.

Смех ее глаз зеленее, чем листья,

Бедра — янтарнее чайных роз.

И вдруг — сверху вниз змей рассыпался блестками.

— Здравствуй, — сказал он, — я здесь!

Сын Земли зрачки свои сделал жесткими.

— Кто ты? — Песнь.

— О чем? — О песне.

— Служи мне. — Песней?

— Как я скажу.

Мне надо плесень

Стереть и лестниц

Поднять ступени,

Иначе жуть.

— Нет, я пою о том, чему я рада.

— Таких земле не надо.

Золотую рыбу солнца поднял выше

Полдень неводом из серых жемчугов.

Рыба-солнце тяжко в землю дышит.

— Слушай ты, сын стали и снегов,

Ты смешной и злой, как все вы, люди.

Ты грозой не сломишь дочь мою.

— Но такая жить она не будет!

— Ну, так что ж, убей ее. — Убью.

Ночь была. И тихую могилу

Змей своими крыльями укрыл.

Вега, синяя звезда, разбила

Ожерелье об узор перил.

Какие сумерки накрапывают вечер,

Какие тяжкие, больные вечера.

Немая ночь. Звенеть ей стало нечем,

И завтра скупо, как вчера.

День лихорадочен, как щеки у больного,

И красками его лжет кисть и лжет стилет,

И в этот бред

Грузное слово

Врубает стальной браслет:

— Все ново! Ново! Ново!

И позабыты бубен динь, гитары звон, щелк кастаньет,

Все ново.

Толстой периной зажаты уши.

Сын Земли ничего не слышит.

И крики — кушать, кушать!

Его душат,

Как груды подушек,

Ползут по улицам, по домам, по крышам,

Взбираются выше, выше…

— Слу-у-уша-ай!

— Не кричи.

— Ку-уша-ать!

— Слу-ушай!

— Ку-ушать!

Как часовой

Часовому.

Этот вой

От одного к другому:

— Ку-уша-ать!

Сын Земли кусает стальной браслет.

— Еще рано… Нет… Рано… Нет!!

И вопит:

— Кас-тань-ет!!

И как буря, и как вьюга,

Вольный, бешеный и злой,

Камнем, брошенным упруго,

Он летит туда (домой?!) —

На могилу, к змею, к змею!

— Пляски, песни веселее

О цветах, о звездах, ласках,

Захлебнуться в глупых сказках,

Огневой змей!

Эй!

Змея нет. Воды бессмертия он на могиле не пил,

От него остался только пепел.

И Сын Земли кует свои браслеты

В гремящие игрой стальные кастаньеты

И пляшет и поет один Арлекинаду

И счастлив тем, чего земле не надо.

Ночь похожа на клоуна в белом,

С белым усталым лицом,

Густо намазанным мелом,

В колпаке со звездным концом.

Он матово звенит бубенцами

И нарочно скалит рот.

К островам летит над торцами

Больной красавец — урод.

И летит, и буйно пляшет,

И, целуя, белит Неву,

И рукой напудренной машет,

И сыплет пудру в траву.

И розовой девушки тело

На алом плюше ковра

От ласки его побелело

И будет таким до утра.