Ах, эти июльские грозовые тучи —
Смерть для нашей сестры.
Иногда так мило неправилен своеобразный синтаксис:
Сосны — в снегу, от солнца красном…
Но не форма, не стих интересовали меня, когда «открыл ее книжку… Еще до революции читал ее и мне захотелось знать, о чем же будет петь куколка теперь, когда огонь революции сжег ее грешный мир, когда черное крыло голодной смерти осенило Россию? Застыла она в своей форме или развивается? Какие пути развертываются пред ней?
В книге я нашел старые стихи… Изысканно звучат в них мелодии комнатно-городской жизни…
Любите меня, как любите переплет
Из белого шелка или серой кожи.
Экзотические городские танцы фигурируют в ее стихах:
Но змей плясал страстный бездумный фанданго,
Но змей плясал танец паденья — танго.
Даже в описании природы прорываются те же мотивы:
В бирюзовом шелковом футляре
Зреет солнца теплый апельсин.
Так поет городская куколка, но вот она покидает город для деревни и вносит в леса свою шаловливую мелодию, свое безделье и свои забавы…
Подвесив гамак к двум старым вязам,
Качалась тихонько, в траву бросив книжку.
Или же:
На рассвете с ружьем по болотам бродила,
Стреляла уток, о бекасах мечтала.
И только переживая любовь, куколка находит красивые и сильные слова:
— Куда вы одна? Куда так поздно?
Ее сердце покатилось в омут.
… Стрела запела и, как тонкое жало,
В светлой тьме его глаз
От жадной радости и тоски задрожала,
Стрела в его сердце впилась.
Любовь — апогей жизни куколки… Смелая страсть освещает молнией ее путь восхождения… Бессознательная эротика девушки, должно быть, от деревенского безделья постепенно обращается в самую грубую животную страсть…
Сначала она подглядывала, как купается мужчина: «Уж очень золотая у него кожа». Потом — пред «ним» от досады стала рвать «упругие завязки», в результате чего оказалась «в одном коралловом ожерелье», как «лебедь древней сказки»…
А дальше пошло хуже…
Стихотворение «Турухтан» говорит, как куколке
Захотелось быть не одной, а в паре
И в сладном бездумном угаре
Над «и» поставить точку…
Очевидно, что речь идет не о простом нарушении новой орфографии…
Что же будет дальше с куколкой? Или дальше идти уж некуда? Сборник дает намек на возможный выход…
Стесненная обстоятельствами жизни, так мне думается, куколка попала в «благодатный плен труда, враждебного ей»… она ни более ни менее как собственноручно вымыла пол. И это ее переродило.
Апрельский день от вымытого пола
Меня зовет, как праздник золотой.
К воротнику фиалки приколола.
Живу — новорожденной и святой…
Надолго ли?..
«Когда я мою пол» и «Типография» — одни из лучших стихов сборника — только намекают на какой-то другой путь, но не дают счастливой уверенности…
Песенка куколки спета, куколка вся в прошлом, в ушедших формах жизни. Страданье тихо и глубоко вошло в сердца людей и люди ждут от поэтов новых песен… Но не песен куколки. Никому сейчас не нужны эти цветы, выросшие на навозе этически-гниющего общества…
Есть в стихах и философия — она несложна и олицетворяется «Зодчим»… Но не стоит разбирать кукольную философию. Книга жизни закрыта для нее. Закрыта навсегда…
Лидия Лесная, как поэтесса, может быть и найдет новые слова, но душа ее очарования — городская куколка — должна погибнуть от недостатка воздуха и среды…
Прощайте же, милая куколка… Вы пропели свои изящные песенки и вас уже некому больше слушать…
П. КОМАРОВ. «Сибирские огни». 1922, № 2.
