2) будет получено «формальное и положительное удостоверение в том, что все жители герцогства единодушно желают и стремятся к достижению этого, гарантированное подписями наиболее известных лиц в Польше».
Александр I не сомневался в том, что Австрия не согласится на передачу Галиции Польскому королевству («с присоединением Галиции придется обождать до получения на это согласия Австрии»), Следовательно, Польское королевство он планировал в урезанном виде, из Герцогства Варшавского и «русско-польских провинций».
Хотя в письме к Чарторыйскому участие прусских войск в новой войне с Наполеоном преподносилось как вопрос решенный, на самом деле это было далеко не так. Как ныне известно, царь только пытался склонить Пруссию на сторону России. В переписке с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III он постоянно прибегал к военному и политическому шантажу своего «брата, друга и союзника». Фактически, вся комбинация Александра I для создания коалиции была блефом.
Царь считал, что в случае перехода поляков на сторону России шансы союзников (России, Пруссии и Польши) на военный успех станут несомненными. В том же письме от 31 января (12 февраля) 1811 года к Чарторыйскому он писал:
«Но все положение вещей изменится, если поляки захотят соединиться со мной. Подкрепленный тогда 50 000 польского войска, 50 000 прусаков, которые в этом случае также могут присоединиться без всякого риска, и, кроме того, еще и тем моральным переворотом, который, безусловно, будет вызван в Европе этим событием, я могу тогда дойти до самого Одера» (7).
Александр рассчитывал на то, что Наполеону «будет очень трудно отозвать свои войска из Испании, имея там дело с разъяренным против него народом, имеющим более 300 000 войска». В результате Европа будет освобождена «от ига, под которым она томится». А Польша получит всё, что обещано: станет «королевством, государством, присоединенным к могущественной империи»; будет введена либеральная конституция; налоги приведены в соответствие с расходами и т. д.
Но, хотя Александр заверял Чарторыйского в том, что не начнет войны с Францией, если не будет уверен в «содействии поляков», разработанный генералом Л. Л. Беннигсеном план стратегической наступательной операции предусматривал уничтожение армии Герцогства Варшавского путем внезапного удара с двух сторон — из России и Пруссии.
Неудивительно, что миссия Чарторыйского по «прощупыванию настроений» политической элиты Герцогства Варшавского, с одновременной раздачей обещаний, окончилась провалом. Более того, командующий польской армией князь Юзеф Понятовский сообщил Наполеону о замыслах русского царя сразу же, как только узнал о них от Чарторыйского. Наполеону стало ясно, что с войной надо спешить, не теряя ни одного дня.
Наполеон обвинил Александра I в подготовке к войне против Польши (что в тот момент было равнозначно войне против Франции) и принял ответные меры. Он распорядился о переброске в Герцогство Варшавское оружия и военного снаряжения, а также приказал маршалу Л. H. Даву сформировать Эльбский корпус (46 тыс. чел.) специально для помощи Герцогству Варшавскому.
В то же время прусский кайзер Фридрих-Вильгельм III не только уклонился от союза с Россией, но и не поддержал план царя относительно захвата Польши. Он писал:
«Но если Вы проявите намерение присоединить Польшу к своей империи, то независимо от того, какова бы ни была форма этого присоединения, государь, Вы дадите Н(аполеону) средства обратить эту меру против Вас и новый повод для беспокойства и зависти со стороны Австрии, что может даже толкнуть ее на сторону Франции… Пруссия, поскольку она должна считаться только со своими истинными интересами, а не с обстоятельствами текущего момента, не могла бы не видеть в таком присоединении повода для серьезного беспокойства».
Фридрих-Вильгельм заявил, что он может выступить против Наполеона лишь в том случае, если Россия привлечет Австрию или Польшу на свою сторону и это будет зафиксировано в соответствующих договорах.
То и другое, вместе взятое, заставило Александра отказаться от задуманного им вторжения в Польшу.
Настроения шляхты в западных губерниях
Ополяченное дворянство бывшего ВКЛ (магнаты и шляхта), составлявшее примерно 7 % населения западных губерний, т. е. не менее 100 тысяч лиц мужского пола, внимательно следило за событиями, разворачивавшимися у границ Российской империи. Оно возлагало большие надежды на вторжение Наполеона в Россию. Вот что писал об этом профессор Александр Погодин (1872 - 1947):
«В воспоминаниях Адама Мицкевича, его братьев и сверстников сохранились чрезвычайно яркие картины настроений и ожиданий, связанных с Наполеоном. Здесь ждали его, может быть, еще более страстно, чем в Варшаве.
Масса нечиновной и небогатой шляхты не доверяла ни магнатам, ни Александру, но с нетерпением следила за действиями Наполеона... Большинство помещиков передавало друг другу восторженные слухи о французском императоре, бюллетени Великой армии переходили из рук в руки; единомышленники Наполеона среди богатого польского дворянства Литвы вели агитацию в пользу его...
И Александр отлично знал о тревожном настроении Литвы; губернаторы доносили, что с появлением Наполеона все обратится против России» (А. Л. Погодин. Наполеон и Литва).
Реальная перспектива расширения территории Герцогства на Восток и отрыва «польских губерний» сильно беспокоила царя и его правительство. С помощью служб политического сыска и контрразведки они систематически изучали ситуацию в «польских провинциях» империи[35].
Общая картина была такова. Российские власти всех уровней не пользовались симпатиями в бывшем Великом Княжестве Литовском, поскольку для большинства местных жителей (для шляхты, католическо-униатского духовенства, мещан и крестьян униатов и католиков) они оставались врагами-иностранцами, уничтожившими их древнее государство и варварскими методами насаждавшими свою церковь[36].
В феврале 1807 года, сообщая сенатору И. А. Алексееву о политических настроениях в Гродненской губернии[37], гражданский губернатор B. C. Ланской отмечал, что хотя он не может прямо назвать «ни одной подозрительной особы», однако видит склонность настроения обывателей «к перемене». Причину этого губернатор видел в «мечтах о вольности», не изжитых еще «из памяти народной прежнего правления». По мнению Ланского, носителем духа «вольности» являлась многочисленная мелкая шляхта. Губернатор считал, что этот дух подстрекают «обольщения неприятеля» и заграничные прокламации. Они оказывают сильное влияние на жителей края, «в коем огонь кроется под пеплом».
Серьезное беспокойство испытывали российские власти в отношении крестьянства. Они опасались, что Наполеон I может превратить войну политическую в войну социальную. Достаточно издать ему манифест об уничтожении пресловутой «крепости». Беларуские и украинские крестьяне видели во французском императоре освободителя от ненавистного рабства.
«Что касается до образа мыслей здешних обывателей, то очевидно, что благоразумные, богатые помещики, видя милости к ним нашего Государя Императора и умея их ценить в полной мере, не желают никакой перемены, бедные же, напротив, ожидают войны, надеясь при каковой-либо перемене поправить свое состояние; между молодыми людьми приметным образом обнаруживается ненависть к русским».
Меньшее беспокойство у Эссена вызывало поведение беларуских крестьян:
«Насчет здешних сельских обывателей нельзя сказать, чтобы обнаружили недоброхотство к нынешнему правительству, кроме некоторых молодых людей, не заслуживающих много внимания; напротив того, оказывают пособия при движении войск без ропоту, не принося жалоб воинскому начальству, тогда когда без сумнения довольно отягощений. Хотя вообще все желают восстановления Польши и быть народом… (выделено мной. — А. Т.)» (донесение от 10 марта 1812 г.).
