2. ОТКРЫТИЕ ВОЛГИ «…А в октябре мы Волгу перекрыли! Мы покорили Волгу! Посмотри…» Но я еще не мог себе представить ее покорной, перекрытой. Нет, не мог ее представить перекрытой. Я молча вспоминал все эти годы, все годы проплывали, как плоты. Плотовщики мне вспоминались. В детстве мы с берега кричали по воде: «Эй, пароход далеко ль обогнали?..» По целым дням на берегу сидели. «Плывет!» — пыряли в теплую волну, саженками, туда, где, чуть мелькая, на волнах плыли круглые арбузы, упавшие с больших дощаников. Я слушал: «покорили», «перекрыли». Стихи читали: «Волга нам сдалась», «Бушует разозленными волнами». Всё время думал: что-то тут не так, есть в тех словах какая-то неправда… Знакомая дорога до Рынка. Я поклонился Тракторному низко: «Пока! Вернусь еще. Приду к тебе!» Чем ближе Волга, тем трудней дышать. Скорей, скорей… И вот она, родная, открытая для взора. В январе! Расталкивая тоненькие льдинки, наш катерок пошел — зимой! — пошел и в этом поединке мнил себя атомоходным ледоколом «Ленин». Процеженная цепью водосбросов, слетала вниз тяжелая вода, до дна ныряла, выплывала вновь, опять плыла стремительно и бурно. Вдали белели волны-плескуны. Горячая пора на Гидрострое — быстра весна… Горячая пора! Когда у нас пора была холодной с тех пор, как шли на Зимний в ноябре, «ура» крича, пот рукавом стирая?! Горячая пора зимой и летом, с утра и до утра — там, на войне. На целине — горячая пора. Горячая пора бригад ударных. Пахать пора! В Быкове, там, у нас, весенние ветра уже подули, кора земная влагой налита. А урожай! Горячая пора! Пора на трактора и на комбайны. И мне пора, пора перу и чувству не как вчера, а вновь, как никогда. Весна стучится в шлюзы Гидростроя. Густой туман клубится у воды, кочуют в нем огни электросварки. Под эстакадой — если смотришь вниз — летит вода до головокруженья. Владимир Александрович Кулагин, механик кранов, мой хороший друг, надежный парень с крепкими руками, застенчивый, как все большие люди, рассказывал мне новости. Мы шли по всей стреле незыблемой плотины… * * * «А в октябре мы Волгу перекрыли», «Мы покорили Волгу — посмотри…» Да, я смотрел сквозь сетку водной пыли на то, как волны по бетону били и сразу закипали изнутри. Отсюда, с эстакады, видел снова начало моря. Дальше я глядел, на разворот простора ветрового сквозь снеговой волнующий предел, по Волге вверх, за кромку небозема, за бело-синий дальний окоем, где вся земля по памяти знакома… Так мы стояли с Волгою вдвоем. Несла мне Волга радостные вести, летя ко мне последнею волной. «Быковы хутора — на новом месте, не место — жизнь пахнула новизной». Да, я глядел, вдыхал родимый запах. Так пахнет хлеб, и солнце, и вода, и Волга летом, в солнечных накрапах, и сладкий пот счастливого труда. Да, я глядел внимательно и долго. Вдруг вспыхнули и брызнули огни, И я узнал их: это капли Волги пошли в поля, пошли, пошли они! Смеялась Волга, ласково искрилась, не перекрыта и не заперта. Мне вдруг в улыбке Волгиной открылась неправда этих слов, неправота. Так смейся, Волга, в белопенном вале, я узнаю твою былую прыть. Тебя мы, Волга, не перекрывали. Да разве можно Волгу перекрыть? В разливе будь, шатайся ледоходом, преграды нашей нет тебе нигде. Мы перекрыли путь своим невзгодам. Мы перекрыли путь своей беде. Теперь — простор твоей свободной силе. Гуди, гуляй, свободная вода. Не перекрыли мы тебя — открыли и окрылили, Волга, навсегда. 3. ДОРОГА СТЕПЬЮ Пять дней подряд мели холодные метели. Из Волжского в Быково нет пути. Сегодня вышел — ветер веет еле-еле, так, значит, можно и попутную найти! Иду один вдоль судоходного канала. Из котлована вверх до снежной белизны восходят стены шлюзовые, сроку мало, им надо встретить навигацию весны. Я помню вёсны штурмовые Волго-Дона: мороз с утра, а в полдень — дождик окладной, метель и оттепель опять. Всё так знакомо. Так шел и думал я о женщине одной. |
