ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ, НЕ ВОШЕДШИХ В АВТОРСКИЕ СБОРНИКИ 134. АВГУСТ Что делать с августом? Что надо? Кому сказать? Куда пойти? С сердечным гулом нету слада, жить невозможно взаперти. С размаху в ноздри пахнут травы, плоды гнут ветви до земли, и яблони стоят, как павы, от нежности изнемогли. У августа всего в достатке — то дождь, то солнце, — выбирай. И гор обветренные складки, и море полное — взакрай. На золотых песчаных нивах сгорают женщины дотла; лежат в причудливых извивах их плодоносные тела. А мы без памяти и сами! Такой тебя и сберегу — свежеомытыми глазами зовешь меня на берегу. Иду из-моря в пене зыбкой с бесценной ношей. Бьет волна. За смуглою твоей улыбкой тревога матери видна. Прижалась изо всех силенок, смеется мне — не упади! — наш теплогорлый соловьенок, Анюта, на моей груди. 1974 135. КАК ТЕБЕ ЖИВЕТСЯ?
Больше не могу в себе носить. Только вспомню — снова забывается. Всё хочу, любимая, спросить: как тебе живется, как шагается? Соберешь в дорогу — я спешу. Встретишь — я в глазах твоих отсвечиваю. Вспоминаю — вот сейчас спрошу… И молчим, взволнованные встречею. День за днем работаем, живем, год за годом отлетают в сторону. Все тревоги, кажется, вдвоем, радости, мне думается, поровну. Ну, а вдруг всё это миражи!.. Ясность всё опять отодвигается. Как тебе, любимая, скажи, как тебе живется, как шагается? Как тебе, скажи, в моем бою, как тебе со мною рука об руку? Я и то, признаюсь, устаю. По земле идем. А не по облаку. На исходе лета моего, моего бушующего августа, я еще не знаю ничего — грустно тебе в жизни или радостно. Отвечай улыбкою одной. Это знать другим не полагается, как тебе, любимая, со мной, как тебе живется, как шагается? 1974 136. КАПЛЯ ВОЛГИ Что-то верить стал я в каждую примету. Серой синью стынет волжская вода. Может, скоро я в последний раз к тебе приеду и останусь, не расстанусь. Навсегда. Волга-родина, прости слова восторга и прости меня за всё, что умолчал. Я живу тобой, плыву тобою, Волга, знаю твердо — ты последний мой причал. Я плыву тобой, все створы отмечаю, каждый раз читаю снова по складам. Проблесковыми огнями отвечаю всем идущим на сближение судам. Сколько жизней нами прожито с тобою! Бурлаком ходил дорожкой бечевой. С той поры всегда хожу твоей тропою, хоть и ноет каждый мускул плечевой. С Пугачевым я стоял в ночи грозовой, лодки посуху от Дона волоча. Был я вольницей твоею понизовой, был я конницей твоей у Калача. Я твоими всеми мелями мелею, все глубины воспеваю во сто крат, всеми болями твоими я болею, торжествами, всеми праздниками рад. Уезжаю, говорю тебе: «Счастливо!» Тихо тают на песке мои следы… Мне прощание с тобой, как боль разрыва, с каждым разом — как предчувствие беды. От волны твоей глаза мои наволгли. Отзови от всех земных широт меня. Волга-родина! Я твой. Я капля Волги. Искра малая от вечного огня. 1974–1975 137. «Захочу позвонить…»
Захочу позвонить — опомнюсь, — с диска спадет рука. Ни расспросить, ни рассказать — ни слова теперь в ответ. Далеко ли ты или близко — никто не знает пока. Я к этому не привыкну, что тебя навсегда нет. Не загробной слезой омою,— знаю твой нрав. Но ушел и не попрощался — ничего не-сказал мне. А я ведь живу, как прежде, с тобою вдвоем, вдвойне. Оборвал всё тоской немою,— нехорошо, Ярослав. Хожу и зову друга… У тебя их теперь — не счесть. В друзья тебя назначает каждый — и стар и мал, и тот, кто считает дружбу службой плести лесть, и тот, кто знает ей цену, — не раз ее продавал. «Прощай!» — шепчу запоздало… От боли я сник и стих. Нужна мне твоя улыбка, укором сведенный рот, локоть, прикрывший строки, голос, густой, как стих, рабочая неторопливость у проходных ворот. Знаю — ты оборвал бы, знаю и сам — нельзя. Не в плаче стихи охрипли, — кровь вышла из берегов. Поэзию всю окрикни, и отзовется вся на нежное твое имя — Ярослав Смеляков. <1975> |
