Машинописный текст с авторской правкой ст-ния «Приду к тебе». Архив М. К. Луконина. 18. «Ты в эти дни жила вдали…» Ты в эти дни жила вдали, не на войне со мной. Жила на краешке земли. Легко ль тебе одной! Три лета, три больших зимы просил: «Повремени!» Теперь я рад, что жили мы в разлуке эти дни. Теперь хочу тебя просить: «Будь той же самой ты, чтоб было у кого спросить: „А как цветут цветы? А что же нет окопа тут, что ночи так тихи? А где, когда, на чем растут хорошие стихи?“» Чтоб объяснила: «Вот река, (Как я просил: „Воды!“) А вот на трубочке листка есть гусениц следы». Чтоб я поднялся в полный рост, узнав из милых слов, что нету пулеметных гнезд, — есть гнезда воробьев. Чтоб я, покамест я живу, увидел: жизнь сложней! Чтоб я и счастье и беду сердечные узнал. Чтоб я не понимал траву как средство скрыться в ней или упавшую звезду не принял за сигнал. Шалун уронит барабан, гроза пройдет в окне, метель пройдется по дворам — я вспомню о войне. А ты догадку утаи, так всё сумей понять, чтоб я взглянул в глаза твои и мог любить опять. Ведь в эти взорванные дни, в дышащий местью час был должен к празднику хранить любовь один из нас. Хвалю прощание свое, что мы разделены, что мы не вместе, не вдвоем в разлуке для войны. Хвалю, что ядовитый дым не тронул глаз твоих! Того, что видел я один, нам хватит на двоих. 1943 19. МЫ В ЭЛЬБИНГЕ Сто километров прорыва! А в Эльбинге спали. Метнулись мосты, ожидая удара. Трамваи, бежать собираясь, упали передними лапами на тротуары. Кирки запрятали головы в плечи, башни позванивают, как бутылки. Дома к домам рванулись навстречу, черепичные крыши смахнув на затылки. Но ничто не ушло, всё осталось на месте. Берлин снабжал еще электрическим светом, пока не поверил невероятным известьям о том, что мы в Эльбинге, в городе этом. Вот город немецкий. Стоит обалдело. Изумленно глядит почерневшее здание. Мы смеемся: «Смотри, еще уцелела вывеска: „Адольф и Компания“». — «Смотрите! На стенке, пробитой снарядом: „Мы выше всех!“» Надпись прямо на камне, в опровержение этого — фашисты идут ряд за рядом и разговаривают поднятыми руками. Я вспомнил… Тогда, в сорок первом! Я вспомнил: мы Брянск проезжали. Пожаром огромным он был. На расколотом бомбою доме надпись: «Тише, школа!» Я вспомнил: огонь охватил и березы и клены, плясал на крышах, бушевал в перекрытьях и надпись лизал на стене раскаленной: «Курить воспрещается!» Мог ли забыть я?.. А в Эльбинге здесь перекрасили глобус, рыжий маляр вывел кистью под крышей: «Мы выше всех!» И сбросил он бомбу к школе, где шли мы, стараясь потише. Мы из Брянска пришли в этот город, туда, где нянчили сумасшедшую клику. Фашистские надписи на домах и заборах мы читаем, как позорную книг Мы едем на танке. Торопимся — с новым приказом! Подталкивая друг друга, глядим мы на обломок стены с почерневшей фразой готическим шрифтом: «Мы непобедимы!» 1945 |
