73. ХЛОПОК Да, солнце, это верно, рядом просто. Есть трудная арычная вода. Для роста солнце, и вода для роста, и вся земля родная — для труда. И вот земля в моторном перегуде, канал журчит на каждом рубеже. Так сотворенье мира ладят люди, не боги — те на пенсии уже. А хлопок хлопотлив и непокорен, потом он легок, а сначала крут. Пока к цветам дотянется из зерен и будет бел, ты станешь вовсе черен. А просто так и палки не растут. Ты посмотри на женскую походку. А руки так летучи и нежны, расцветшему, разбуженному хлопку особенные нежности нужны! Нет, хлопок — это, нет, не просто солнце, нет, не цветок на праздничном столе. И хлеб и хлопок даром не дается, а нужно низко кланяться земле. Над всесоюзным урожаем веским мы кланяемся землям дорогим, чтоб счастливо нам жить в стране Советской и никогда не кланяться другим. 1958 74. ЛЕТО
Пришла, как лето,— дочь, Анастасия, вся в мать — солнцеволоса и добра. Оповестила всех, оголосила, что ей в дорогу дальнюю пора. Всё что-то шепчут трепетные губы, сердце жжет тепло ее руки. И глаза загадочны, как глуби на переплеске Волги и Оки. Да, сколько тебе стукнуло? Семнадцать! Я вглядываюсь пристально в часы. А годы будут множиться, сменяться, как волны у прибрежной полосы. И будет так же буйно в том июле, потяжелеют ветки от плодов, и отзовется всё в сердечном гуле у Настиных семнадцати годов. В июле кружат голову предгрозья, и поле дышит зреющей травой, и по ночам созвездия, как гроздья, свисают над туманной головой. Ты запрокинешь медленные руки, глазами встретишь близкую звезду, все мировые радости и муки придут к тебе в далеком том году. Я говорю тебе: не бойся, Настя, не бойся жить открытей и смелей. Жить на земле! Да, выше нету счастья, ты расспроси у матери своей. Бушует переполненное лето, мы будем вспоминать еще о нем. Идем, благодарю тебя за это. Тебе семнадцать грянуло — идем! Да, по часам семнадцать отстучало, нет у тебя ни лет еще, ни дней. Еще рассвет, ты — самое начало. Ты с каждою минутой — всё родней. Засмейся лету, дочь Анастасия, как счастливы единою судьбой две матери — и Волга, и Россия, склонившиеся тихо над тобой. 1961 75. «Да, отступают признаки ненастья…» Да, отступают признаки ненастья, из-под ладони август огляди. Спит, улыбаясь, месячная Настя. Ее двадцатилетье впереди. Кричу «здорово!» едущим, идущим, гляжу в лицо селеньям, городам. Мы в поле, в разговоре о грядущем, путь урожая вспомним по годам. Наш урожай не чудится, не снится, мы это всё посеяли давно. В разгаре лета клонится пшеница и солнцем пахнет спелое зерно. Иду, иду по августу. За Волгой опять комбайны встречу поутру, вдохну жару после разлуки долгой, между ладоней колос разотру. Такая в этом августе отрада, такой в степи волнующий настой, что мне сейчас опять в дорогу надо, чтоб сжиться, слиться с этой высотой. 1961 76. НА СТАДИОНЕ А ты не бойся — вот они, ворота, ты бей, не опасайся тесноты. Ты это сделать должен, а не кто-то, вот именно, не кто-нибудь, а ты! Спорт — это жизнь. И в жизни и в футболе не спихивай ответственность в бою, готовым будь и к радости и к боли и помни честь бойцовскую свою. Я знаю, промах свистом отдается, потом пойдут молчания круги. Я это знаю. Так оно ведется. А ты к мячу стремительней беги. Штурмуй опять, ворота беспокоя, бей с лета, с хода, с поворота вдруг. Тебе еще откроется такое — почувствуешь, увидишь всё вокруг. Но и тогда, особенно тогда-то, когда поймут, восторженно вопя, не стань красой зеленого квадрата, на пенсии у самого себя. Опять иди, участвуй в общем счете, сумей себя от страха расковать. У свистунов пусть лопаются щеки, а ты не бойся снова рисковать. Я за тобой слежу. В разгаре лета гул стадиона тает в вышине. Не принимай как назиданье это. Ты мне сейчас напомнил обо мне. 1961 |
