53. «Как ваше имя?..» Как ваше имя? Как ваше отчество? Я — одиночество! Вот как исполнилось в жизни наше пророчество. В ушах еще звон от смеха, от лепета птичьего, в глазах еще пересвет непоседливой живости, но всё это ложью свалилось к подножью величия, кошачьей игрой двоедушия, хитрости, лживости. Один для другого — мы умерли. Без воскресения. Два острова мы. Меж нами легли расстоянья. И громоздит одиночество льдины весенние. Встречи забыты. Остались одни расставанья. Будем с тобою, мое одиночество, смелыми. Вздох облегчения. Выздоровление в ясности. Ты избавленье от пытки улыбками беглыми, ты избежание мягкой смертельной опасности. Как ваше имя? Как ваше отчество? Я — одиночество. 1962 54. СЛЕДЫ Ты вспоминаешься мне, будто море шумом в раковине. То обовьет меня тобою степь пастушья. Прощай. То улица словами одинаковыми поймает и напоминает до удушья. И Волга о тебе так иногда расспрашивает, а то рассказывать начнет, как море выстроили. Прощай. Всё для тебя наивно приукрашивает, а помнишь бурю, как тогда срывало пристани! Все наши крики торжества еще взлетают взапуски, но ликования и боли тихо отмерли, и узкие следы твои на берегах смывают заплески. Пустынно, одиноко и бело сияют отмели. Нет, спрятанная грусть, ты хуже лжи. Всё обозначено тем, что ни мне и ни тебе жизнь не простила. Второе лето, как всегда, опять обманчиво. Все запоздалые цветы зима застигла. 1961 55. В ДОРОГЕ Как с друзьями я не встречусь, если в Грузии порой, встретившись на повороте, сходятся гора с горой! Как же не найду!.. Бывало, так и жили — вместе все, ездили до перевала по горячему шоссе. В этом гаме, в этом шуме часа не были одни. Кутаиси и Батуми вспоминают эти дни. Вехи юности тревожной, беспокойной и хмельной, этот камень придорожный, этот ключик ледяной. Помнят белые уступы, как смеяться ты могла, ровные оскалив зубы, воду горную пила. Брызгалась водой, смеялась, всё кружилось столько дней! Всё смеялось, всё сменялось, стало проще и ясней. А, друзья мои!.. Немало отцвело во всей красе. Еду, еду к перевалу по нагретому шоссе. То же всё, и та дорога, виноградники, жнивье… Выменяла ты не много за предательство свое. Всё веселье променяла, все дороги продала, выцвела и полиняла, стаяла, как не была. Как с друзьями не увижусь, если в Грузии порой, встретившись на повороте, сходятся гора с горой! Сходятся гора с горою! Встретится с грядой гряда, только мы в круженье этом разлетелись без следа. 1963 56. ЦВЕТЫ
Цветы поливать перестала. Молчала, являлась домой. Какую-то книгу листала, Смеялась, ходила со мной. Томительны стали и тяжки, запущены — вот уж тщета! — противные эти бумажки — квартирные наши счета. Цветы поливать перестала. Подумаешь! Дни коротки! Но очень уж ново и ало сияли твои коготки. А я не поверил сначала, как верить беде не хотят. Но ты невпопад отвечала. Смеялась — и то невпопад. Цветы поливать перестала. Заметил. Жалею. Молчу. Как будто от солнца устала. Расспрашивать я не хочу. А может быть, надо бы, надо тебя расспросить и понять? Искала призывного взгляда — я видел — опять и опять. Зрачки распирало от страха, и губы сводило виной. Таилась трусливая птаха под смелостью этой шальной. Я сам удивлен, провожая, — какая во всем простота! Не ты уходила, чужая, совсем и не ты, и не та. Иди! Ни прощенья, ни просьбы. Да если бы не отошла, пожалуй, уже не нашлось бы тех слов, что сгорели дотла. И так поломала немало в разгуле своей пустоты. Цветы поливать перестала. За что ты казнила цветы? По улице ходим с утра мы. Прости мне, испытанный друг,— ранений давнишние шрамы чего-то напомнили вдруг. Восходит тбилисское лето, цветы и цветы на распыл. Они и напомнили это, как будто я это забыл. 1963 |
