116. «Вы корни гор…» Вы корни гор — грузины молодые, основа и опора всей гряды. Вершины гор — друзья мои седые, товарищи — нетающие льды. Грузины молодые, шире плечи, я слышу, наливается Кура. А в сердце вновь — напев грузинской речи и шум земли с утра и до утра. Я вижу тебя, молодость народа. Звенит в зените тонкое крыло. На лицах утро, сполохи восхода и детских снов несмытое тепло. Ты красота, возникшая с разбега. Ты наш подарок будущим векам. Да, молодость, ты нетерпенье века, ладони рук, открытые рукам. Ты каждый раз — опять рожденье бури, я по тебе все завтра узнаю. Я видел тебя в шахтах Чиатури и у отвесных пашен на краю. Я видел тебя, видел тебя, видел… Да что там — видел! Молодость, с тобой никто из нас врагам себя не выдал,— мы выдержали вместе тяжкий бой. Мы — из вершин, от века поседелых, ты — молодость, тебе и крутизна. Земля твоя для сильных и для смелых, ты молодость, ты смена, ты весна. Смотри — подруги как похорошели, смотри — друзей заискрились глаза, и жила у твоей открытой шеи напряжена, как спелая лоза. Возьми себе в наследство юность нашу и — выходи. Зовет земной простор. Вздымайте нежно родину, как чашу, грузины молодые — корни гор. <1965> 117. ПРЕДЧУВСТВИЕ СВАНЕТИИ Как башлыки на горлах — облака. Приметами всего земного шара они для марсиан издалека — вершины — Ушба, Шхельда, Тетнульд, Шхара. На горлах гор трепещут облака, и речи быть не может о простуде. А может, думают, что это люди? Но это всё неведомо пока. Сванетии просторов снеговерхих я не видал. Далекий пересверк их мне чудится. Зовет из года в год — с минуты той, как начал восхожденья, как вышел сам, как вывели в поход стихи мои в день своего рожденья. Я знаю — там селение Мулахи. Туда с сердцебиением иду. Отодвигаю робости и страхи. И вот уже вершина на виду,— вот, где-то здесь селение Мулахи. Но начинаю снова каждый день я. И снова — все мои преодоленья. Беру я ледоруб. Я скалолаз. Боюсь, себя веревкой обвиваю, и сам себя я преодолеваю. Приходится всё начинать не раз. Конечно, можно сразу — самолетом. А повезет, так могут подвезти. Нет уж — не надо. Видел я, чего там… Такие взлеты могут подвести. Сванетия, земля под самым небом, на пастбищах твоих я еще не был. Я, человек из тех, неустрашимых, иду к тебе. Бьет ветер наповал. Я еще не был на твоих вершинах. А на каких вершинах я бывал? Но вот он — под ногами, — перевал. Сванетия, вершина жизни, слушай, прошу теперь тебя. На всякий случай — знай, что я шел, иду к тебе, спешу. Когда-нибудь потом наступит роздых. Мне одобренье родины — как воздух. Я дорублю дорогу, довершу. Сванетия — правдивость добрых сванов, прямым и близким солнцем осиянных. Как счастлив я! Когда? В каком году? Сейчас! Я ускоряю шаг аршинный, ведет меня на близкую звезду предчувствие Сванетии вершинной. Предчувствие вершины. Я иду! 1965 118. ГРУЗИНСКИМ ПОЭТАМ
Поэты Грузии напевной — неповторимый голос Друзья, я знаю ваши песни с полей далеких, с давних пор. Задолго до того, как сердце впервые в Грузин зашлось от красоты вершины белой, похожей на земную ось. Я не проник в язык грузинский и виноват перед тобой. С волнением гляжу в страницы, переплетенные резьбой; На языке грузинском слово не вымолвлю и не прочту. Заполонил мне горло русский, как колокол, гудит во рту. Волна поэзии грузинской мне и понятна и близка величественным ликованьем волнующего языка. И хорошо, что в бурях века мы, в заблуждениях легки, названья рекам сохранили, не поломали языки. Да, многое исчезнет в мире, а многое — и без следа. Писать стихи на эсперанто не будут внуки никогда. Язык народа не закроешь единым росчерком пера. Все наши языки — как реки, как наши Волга и Кура. Язык — он собственность народов, не плод досужего ума. Пусть не сливаются, не надо. А там — подскажет жизнь сама. Поэты Грузии, вы реки — они текут из века в век. Я узнаю вас поименно по именам грузинских рек. Кура! — я вслушиваюсь. Знаю. Арагви! — тоже узнаю. Ингури! — сразу отличаю в поэзии ее струю. Вы музыку стиха искали у Ханис-Цхали, и нашли. Техури — тихая? Не верю. Ее поэтов бури жгли. Риони! Слышу шепот нежный, и поцелуй, и звон подков. В одном названье Алазани — поэзии на сто веков. Квирила как заговорила! Ее поэты не тихи. А Цхенис-Цхали в пене скалы раскалывает на стихи. Поэты Грузии, я помню тепло крестьянских ваших рук, и песни, и дороги в горы, сердец горячих перестук. Но всё до этого задолго на Волге, в маленькой избе по вашим песням долетевшим я Грузию воздвиг себе. Потом уже в бою и в мире мечтами часто навещал, всё предугадывал. Предвидел. Предчувствовал. Предвосхищал. Признаюсь: даже встречи наши откладывал: в разгоне дней, боялся — вдруг да не сойдется она с поэзией своей! Поэты Грузии, спасибо, вы жизни родины верны,— поэзия не обманула мои доверчивые сны. Всё как в России, всё знакомо, всё близкое, всё узнаю. Поэты Грузии похожи на мать — на Грузию свою. С народом каждый вдох и выдох, с отчизной каждая строка. Поэтому в глазах грузина поэзия так высока. Горжусь поэтами-друзьями. Влюбленный, по земле хожу, горжусь, что песнями России поэзии принадлежу. 1965 |