Мы в гости к Сереже идем, ведет нас Нехода.

«Это ты?»

              — «Это ты разве?» — разговариваем глазами.

Тысяча девятьсот сорок пятый. Окончание года.

«Вот как съехались!»

                                          — «Вот как!» —

                                                                     удивляемся сами.

Мы с Тамарой идем, Люба с Семой — за нами.

Он карточку показал мне:

                                                «Похожа?» —

и снова спрятал в кармашек под орденами.

«А Тамара?» — кивнул я…

«Вот Кремль! — остановился Сережа. —

Вот звезды! Смотри сюда, Сема.

Кремлевские звезды! Не верится даже.

Давайте посмотрим…»

                                            — «Мы вернемся из дома —

вот он, Сережин переулок Лебяжий».

— «Хорошо».

                           — «Мы вернемся», —

                                                                 а сами ни с места.

Ворота Кремля освещены, стоят часовые.

Елочки маленькие вдоль высокого въезда.

Из-за зубчатой стены светят звезды живые.

«Родина, — думаю я, —

                                        мы пришли к тебе, твои знаменосцы,

под Москвой закаленные,

                                            воспитанные у Сталинграда.

Мы, выполняя приказы твои,

                                                      научились бороться.

Да, это мы, солдаты стального отряда.

Если надо, зови нас —

                                        в любую дорогу готовы.

Если кто-то мир опять подожжет,

                                                         если это случится,

позови нас, отчизна,

                                    мы станем по первому слову!

Сема наш остается у нашей границы».

«Родина! — думаю я, сердцем дрогнув.—

Мы пришли на свиданье к тебе, дорогая отчизна.

Слышишь нас:

                             все тебе посвящаем дороги.

Наша клятва в любви к тебе —

                                                              возвращение к жизни!..»

«Какое сегодня? — Тамара спросила.—

                                                                           Какое?»

— «Двадцать девятое, Тома. А что?»

                                                                     И Люба про то же.

«Да что вы взялись, число не дает вам покоя…»

— «В самом деле, какое?» — смеется Сережа.

«Постой, ты не знаешь, — улыбается Сема, —

двадцать девятое октября — что за дата?»

— «Не знаю, не знаю… А впрочем, знакомо…»

— «День…»

                   — «Я вспомнил, понимаю, ребята!

Двадцать семь, — говорю я, — не мало!

Жалко, молодость уходит, ребята.

О годы, начинайтесь сначала,

возвращайтесь, возвращайтесь обратно!..»

— «Постой. — Нехода встает предо мною. —

Наша юность послужила отчизне!

Подумай, мы сделали самое основное,

мы совершили самое главное в жизни!

Мы вынесли тяжесть утрат и ранений,

тяжелой дорога была и кровавой,

но мир,

             светлый мир наш,

                                           судьбу поколений

от войны отстояли мы

                                           битвою правой».

— Да, друзья дорогие, смотрите,

нас будут помнить сердца поколений.

Наша свобода — величайшее из открытий!

Дорога к миру — лучшее из направлений!

«Ну, давай поцелую, на мир и дорогу!» —

Сережа улыбнулся искристо.

«А всё же двадцать семь — это много, —

говорю я. —

                    И откуда взялись-то?!»

— «Я предлагаю, — руку вымахнул Сема, —

уж раз эти годы не заметила юность,

поскольку нам некогда было,

                                                     нас не было дома,

предлагаю,

                          чтобы годы вернулись!

Эти годы не в счет, это Гитлер украл их,

четыре года —

                              в огненной круговерти.

Мы отстояли на юность вечное право,

продолжение лет —

                                    с мая сорок пятого мерьте!..»

— «Правильно, Сема!»

                                          Мы начинаем смеяться.

«Сколько Сереже с Неходой?»

                                                   — «Идет двадцать пятый».

— «А Семе?»

                          — «Семе как раз девятнадцать!»

— «Сколько Васе было бы?»

                                              — «Двадцать первый, считайте».

— «Тамаре — двадцать два минус четыре».

— «А Любе?»

— «И Любе тогда восемнадцать…»

— «Юность наша продолжается в мире!»

Эти годы нам в труде пригодятся!

Да здравствует наша мирная юность,

счастье и молодость в семье миллионной!

Мир и свобода к нашим людям вернулись!

Признаемся в любви —

                                   жизнью всей окрыленной, —

признаемся в любви

                                        и клянемся перед дорогой

мы тебе, наш народ,

                                    наш Советский Союз,

                                                                            дорогая отчизна!

Продолжается наступление наше —

                                                                с партией в ногу,

нам идти и идти —

                            к счастью,

                                                     к маяку коммунизма!..