Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Победоносность Константина воспринималась как самое действенное орудие христианской пропаганды. По словам Сократа Схоластика, император разгромил племена готов и сарматов так основательно, что «они, потрясенные невероятностью своего поражения, тогда впервые поверили в христианскую религию» (Socratis I, 18).

VI

Религия и в самом деле быстро становится одним из реальных внешнеполитических факторов. Только в этот момент на исторической арене и появляется тот, кого можно условно назвать «профессиональным» миссионером. Но с таким же успехом его можно считать просто имперским послом, наделенным религиозными функциями. Таков был «вестник богопознания», отправленный «с очень богатыми дарами» Константином к царю ивиров[92].

Константин Великий, хотя сам всю жизнь оставался некрещенным, весьма серьезно воспринимал свой статус властителя христианской Империи. Он писал так: «Имя Божие достаточно прославляется самими варварами, которые до сих пор не знали истины… Благодаря мне варвары познали Бога и научились благочестию; они на деле убедились, что я решил повсюду Его защищать. Потому‑то они и узнали о Боге, которому поклоняются из‑за страха перед нами (Stoc τον πρός ήμας φόβον ευλαβούνται)» (Socratis I, 34; ср.: Sozomeni II, 28). Несмотря на столь решительную декларацию, император вовсе не собирался отправлять проповедников из Империи к зарубежным язычникам. Он покровительствовал уже существующим церквам, но не более того. В его биографии Евсевий Кесарийский пишет: «Узнав (πυθόμενος), что среди персидского народа умножились Божьи церкви, а на Христовых пастбищах пасутся многотысячные паствы, [император], обрадовавшись этому слуху, и там стал проявлять заботу обо всех, словно общий повсеместный попечитель» (Eusebii Caesariensis Vita Constantini, IV, 8, 1).

Христианизация Империи ставила в сложное положение властителей других христианских государств: ведь Константинополь сразу же стал претендовать на политическое верховенство в христианском мире. Первой с этим фактором столкнулась Армения. «Константин… поспешно отправил к [тамошнему царю] священников, чтобы пришли к нему архиепископ св. Григорий и с ним царь Армении… Он захотел этого, чтобы был между ними мир… и чтобы тот уплатил ему дань… Трдат… ехал к царю, более великому, чем он, чтобы стать под его власть… Константин… Трдату дал царское облачение, златотканую порфиру… Он обязал их платить дань и отпустил их против своего желания, из‑за любви к ним… [Трдат] велел поминать во всем государстве царя Константина и его родительницу Елену. И таким же образом он поминается при таинстве причастия»[93]. Но если Армения и так являлась вассальным государством, то в более отдаленных областях Империя вынуждена была действовать дипломатическими методами.

То ли в 340–х гг., то ли в 356 г. Констанций II отправил посольство в «Индию» (то есть Южную Аравию, ср. с. 36). Миссия готовилась с большим размахом: о ней извещались имперские чиновники за границей (Cod. Theodosii XII, 12, 2). В качестве посланника был выбран человек, сам имевший варварское происхождение — Феофил Индиец[94]. Писатель Филосторгий, рассказывающий об этой миссии, колеблется, считать ли ее целью пропаганду христианства или отвращение от «ереси» уже крещенных варваров: «Имея задачей склонить их к благочестию (επί τήν ευσέβειαν… μεταθέσθαι) [Констанций] решил расположить (οίκειώσασθαι) предводителя этого народа великолепными дарами… а отсюда [как он рассчитывал] здесь будут посеяны и примутся семена благочестия (κακεΤθεν αύτοϋ καί τής εύσεβείας σπέρματα χώραν ευρεΤν έναποθέσθαι). Он также снизошел к просьбам ездивших туда римлян (τοΤς έκεΤσε των Ρωμαίων αφικνουμένοις) построить для них церковь, [которая служила бы] также и для тех из туземцев, которые бы вдруг склонились к благочестию (καί εΐ τι αλλο των αυτοχθόνων επί τήν εύσέβειαν άποκλίνοιεν)… Среди первых в этом посольстве числился и Феофил Индиец. Некогда он… еще молодым, был послан к римлянам в качестве заложника от так называемых дивинов. Феофил прожил среди римлян немало времени, приведя свой нрав к добродетели, а веру — к благочестию… И вот Констанций послал пышное посольство, отправив на кораблях двести лошадей… и добавил много других дивных дорогих подарков… Прибыв к сабеям, Феофил принялся убеждать вождя (εθνάρχην) поверить в поклонение Христу и отступить от эллинского заблуждения… После того как Феофил раз и другой чудесами (παραδόξοις εργοις) доказал необоримость Христовой веры, тот погрузился в глубокое молчание… Цель посольства была достигнута: властитель этого народа склонился к благочестию и воздвиг в своей стране три церкви вместо одной, причем не на те средства, что привезли с собой послы, а на те, которые он сам щедро предоставил из казны» (Philostorgii НЕ, II, 6; III, 4). Дальше Филосторгий рассказывает о том, что от сабеев Феофил отправился на свой родной остров Диву (быть может, совр. остров Сокотра), где «исправил» многое из того, что его соотечественники совершали неправильно: «ведь они слушали евангельское чтение сидя и делали другие вещи, которые божественное предание не велит» (Ibid., III, 5).

Миссия Феофила являлась первым религиозно–политическим мероприятием подобного масштаба. По его инициативе в Южной Аравии были построены три церкви: первая (в Зафаре)—для местного царя, вторая (в Адене) — для римских купцов, третья то ли в устье Персидского залива[95], то ли на западном побережье Йемена[96]. И тем не менее Ф. Альтхайм настойчиво подчеркивает, что в случае с Феофилом не следует говорить не только о массовой христианизации, которая началась в этом районе значительно позже, но даже и о пропаганде[97]. Основной причиной для отправки миссии были политические расчеты: обострились отношения Империи с Персией, и Констанций хотел укрепить свой южный фланг. Феофил вез с собой послание императора к царям Эзане и Сазане с призывом обратиться в арианство, которое исповедовал он сам[98]. Письмо Констанция приведено у Афанасия Александрийского: «Я думаю, что необходимо, чтобы род человеческий удостоился равного попечения… и узнал о Боге одинаковое и не разногласил бы в следовании справедливому и истинному. Удостаивая вас промышления и передавая вам то же, что есть и у римлян, мы приказываем (κελεύομεν) вам держаться в церквах одной с ними догмы»[99]. Как видим, христианизация варварской страны разом делала ее в глазах императора частью не только церкви, но и в каком‑то смысле и самой Империи — Констанций считал допустимым что‑то приказывать тамошним царям, пусть даже у него и не было способа принудить их к выполнению приказа.

Видимо, в этой последней своей части миссия Феофила провалилась, и о ее результатах источники ничего не сообщают[100]. Мало того, есть основания полагать, что цари Аксума (если Констанций действительно адресовался к ним) реагировали на такие поползновения Империи весьма своеобразно: попыткой создать собственную традицию квазиимперского христианства, причем на греческой основе[101]. Таким способом эфиопские цари пытались победить Империю как бы на ее собственном поле, вырвать у нее инструмент имперской легитимации.

VII

Как реагировали на огосударствление имперского христианства варвары–язычники? Что касается врагов Империи, то они сразу же автоматически становились врагами также и христианства. До 337 г. христиан в Персии терпели — потом стали преследовать[102]. То же произошло и с готскими христианами. Около 348 г. их епископ Ульфила вынужден был бежать на имперскую территорию от гонений со стороны властей, подозревавших в нем и его последователях «пятую колонну» Рима[103]. По словам Епифания, «из Готии были изгнаны… наши тамошние христиане (ήμέτεροι έκει Χριστιανοί). Гонение было воздвигнуто из ревности к римлянам — [князь] изгнал от себя весь христианский род по причине того, что христианами являлись римские императоры»[104]. Из Жития Саввы Готского мы узнаем, что все готские епископы вынуждены были периодически скрываться на имперской тероитории[105]. Хотя христиан обвиняли в том, что они ведут религиозную агитацию, источники этого не подтверждают. Так, в Житии Никиты Готского о святом говорится: «Родившись и воспитываясь в стране варваров, именуемых готами, за рекой Истр, он однако не общался с варварами, но был из благочестивых (ού μην δέ έκοινώνει τοις βαρβάροις, άλλα των εύσεβούντων ήν)»[106]. Из этой фразы можно заключить, что контакт с соплеменниками–идолопоклонниками считался среди готских христиан актом неблагочестивым.

вернуться

92

Theodoreti НЕ, р. 76; ср. Rufin: I, 10.

вернуться

93

Марр, Крегцение, с. 141, 143, 147.

вернуться

94

Этот человек был, по словам Григория Нисского, «блеммием» (Gregorii Nysseni «Contra Eunomium», Ejusdem Opera Omnia, Vol. I, pt. 1 (Leiden, 1960), p. 47.3). Нам остались недоступны работы: A. Dihle, «Die Sendung des Inders Theophilos», Palingenesia, vol. 4 (1969), S. 330—336; G. Fiaccadori, «Teofilo Indiano», Studi classici e onentali, vol. 33 (1983), p. 295—331.

вернуться

95

Shahid, Byzantium and the Arabs, p. 86—89.

вернуться

96

F. Altheim, Geschichte der Hunnen (см. прим. 15), S. 306—308.

вернуться

97

Ibid., S. 308—312. Энциклопедический словарь «Суда» (X в.) в статье о Феофиле утверждает, что люди воспринимали его «словно некий образ апостолов» (ώς αν τις των άποστόλων είκών) (Suidas Lexikon, Θ, 197). Употреблено ли здесь слово «апостол» в миссионерском смысле, сказать трудно.

вернуться

98

Ф. Альтхайм, напомним, считает, что письмо это не обязательно адресовалось царям Эфиопии — возможно, Эзана и Сазана были какими‑то аравийскими князьками, см.: F. Altheim, Geschichte der Hunnen (см. прим. 15), S. 166—167.

вернуться

99

Athanasii «Apologium 31», PG. Vol. 25 (1857), col. 636.

вернуться

100

Shahid, Byzantium and the Arabs, p. 91—96.

вернуться

101

Любопытной особенностью эфиопской нумизматики, не имеющей аналогов где бы то ни было, стали своеобразные христианские девизы. Эзана выбил на своих монетах греческую надпись «τοΰτο άρέση τη χώρα» («Это понравится стране»). Его примеру последовал его преемник Уазеба (конец IV — сер. V в.). Следующий правитель Мехадейис использовал другой девиз: «Сим победиши». Позднее на монетах стали появляться девизы «Христос с нами», «Милость и мир», «Он побеждает благодаря Христу» и «Он подходит народу» (S. Munro‑Hay, Aksum (см. прим. 10), р. 190—193).

вернуться

102

Т. D. Barnes, «Constantine and the Christians of Persia», The Journal of Roman Studies, vol. 75 (1985), p. 136.

вернуться

103

Следует также учитывать, что пока Ульфила (с 341 г.) окормлял римских пленных, готские власти его еще терпели, но когда в христианской общине стали появляться выходцы из среды самих готов, отношение к нему резко ухудшилось (J. С. Russel, The Germanization of Early Medieval Christianity (New York‑Oxford, 1994), p. 135—137).

вернуться

104

Epiphanius, p. 248.

вернуться

105

Μαρτύριον του άγιου Σάβα του Γότθου, y4y4SS Aprilis. Vol. II (1865), Ρ 2_3.

вернуться

106

Synaxarium, p. 45.

9
{"b":"175411","o":1}