Нет, ничего забыть мы не смогли!
Саманта, вижу, лишь глаза прикрою,
С оружьем и продуктами конвои —
Они из Англии и Штатов шли.
Дымились раненые корабли,
Дышали копотью пороховою.
Лишь фронтовик, обстрелянный солдат,
Лишь человек, войною обожженный.
Мог до конца понять, как через ад —
Торпедный ад — к нам пробивались «джоны».
«Иваны», «фрицы», «джоны»— на войне
Солдаты так друг друга «величали».
К одним вскипала ненависть в огне,
С другими обнимались на причале.
И в самый горький — первый год войны,
И кровью истекая в сорок третьем,
Мы знали — выдюжим! Но даже дети
Про фронт второй тогда видали сны.
Ну, а пока с восторгом корабли
Встречали мы, что к нам пробились с боем.
…Союзник мой! В другом конце земли
Ты помнишь, как гордились мы тобою?
И где сейчас ушастый юнга Джон?
Его спасла тогда кровь новгородца…
Что делает в своем Техасе он,
И хорошо ль ушастику живется?
Он рассказать об очень многом мог,
Саманта, если б встретился с тобою —
Крещенный боем, освященный боем
Моряк с протезами обеих ног…
Потом из пепла встали города,
Вздохнули люди на земле спокойно.
Но за морями кто-то и тогда
Уже подумывал о «звездных войнах»…
Миллионы убитых солдат,
Ветеранов великой войны,
Встали в строй, возвратились назад,
Потому что приказу верны,
Потому что их внуки кричат,
Видя ночью нейтронные сны.
Миллионы убитых солдат
Вопрошают живых: «Как же так?
Или не был повержен рейхстаг?
Иль приснился победный парад?
Как же так? Как же так? Как же так?..»
Дитя Америки хотело
Земную колыбель спасти.
Дитя погибло… Но успело
Умы и души потрясти.
Пускай дрожат от взрывов звезды,
Пусть лазерный крадется меч —
Мы тоже верим, что не поздно
Земную колыбель сберечь.
Брать на испуг наивно русских.
На том стояли и стоим!
Стоим, протягивая руки,
Саманта, всем друзьям твоим!
Я б хотела отмотать назад
Ленту жизни и вернуться снова
В милый наш литинститутский сад,
Где бродила девочкой суровой.
То была отличная пора —
Взлеты, неожиданные старты.
Летчики, танкисты, снайпера
За студенческие сели парты.
Ветераны в двадцать с лишним лет
Начинали жизнь свою сначала
И считали звание «Поэт»
Много выше званья генерала.
На заре послевоенных дней
Мы, солдаты, понимали четко:
На Парнас пробиться потрудней,
Чем на безымянную высотку.
Звездный час, неповторимый час —
Как любилось, верилось, мечталось!
Много ли теперь осталось нас —
В жизни и в Поэзии осталось?..