СЕРГЕЙ МУРАВЬЕВ-АПОСТОЛ Дитя двенадцатого года: В шестнадцать лет — Бородино! Хмель заграничного похода. Освобождения вино. «За храбрость»— золотая шпага. Чин капитана, ордена. Была дворянская отвага В нем с юностью обручена. Прошел с боями до Парижа Еще безусый ветеран. Я победителем вас вижу, Мой капитан, мой капитан! О, как мечталось вам, как пелось, Как поклонялась вам страна! …Но есть еще другая смелость, Она не каждому дана. Не каждому, кто носит шпагу И кто имеет ордена: — Была военная отвага С гражданской в нем обручена: С царями воевать не просто! (К тому же вряд ли будет толк…) Гвардеец Муравьев-Апостол На плац мятежный вывел полк! «Не для того мы шли под ядра. И кровь несла Березина, Чтоб рабства и холопства ядом Была отравлена страна! Зачем дошли мы до Парижа: Зачем разбили вражий стан?..» Вновь победителем вас вижу, Мой капитан, мой капитан! Гремит полков российских поступь, И впереди гвардейских рот Восходит Муравьев-Апостол… На эшафот! ЯЛУТОРОВСК Эвакуации тоскливый ад — В Сибирь я вместо армии попала. Ялуторовский райвоенкомат — В тот городок я топала по шпалам. Брела пешком из доброго села, Что нас, детей и женщин, приютило. Метель осатанелая мела, И ветер хвастал ураганной силой. Шла двадцать верст туда И двадцать верст назад — Ведь все составы пролетали мимо. Брала я штурмом тот военкомат Пусть неумело, но неумолимо. Я знала — буду на передовой, Хоть мне твердили: — Подрасти сначала!— И военком седою головой Покачивал: — Как банный лист пристала!— И ничего не знала я тогда О городишке этом неказистом. Ялуторовск — таежная звезда, Опальная столица декабристов!.. Я видела один военкомат Свой «дот». Что взять упорным штурмом надо, И не заметила фруктовый сад — Веселый сад с тайгою хмурой рядом. Как так? Мороз в Ялуторовске крут И лето долго держится едва ли, А все-таки здесь яблони цветут — Те яблони, что ссыльные сажали!.. Я снова здесь, пройдя сквозь строй годов, И некуда от странной мысли деться: Должно быть; в сердцевинах тех стволов Стучат сердца; стучит России сердце. Оно, конечно, билось и тогда (Хотя его и слыхом не слыхала). Когда мои пылали города, А я считала валенками шпалы. Кто вел меня тогда в военкомат, Чья пела кровь и чьи взывали гены? …Прапрадеды в земле Сибири спят, Пред ними преклоняю я колена. «НЕУДАЧНИКИ»
…Вернули тех, кто в двадцать пятом, В Санкт-Петербурге, в декабре, На площади перед сенатом Войска построили в каре. Теперь их горсточка осталась: Сибирь и годы — тридцать лет! Но молодой бывает старость, Закат пылает, как рассвет. Непримиримы, непреклонны, Прямые спины, ясный взгляд. Как на крамольные иконы, На старцев юноши глядят. Нет, их не сшибли с ног метели. Они не сбились в темноте. Но почему так одряхлели Их сверстники — другие, те, Что тоже вышли в двадцать пятом На площадь в злой декабрьский день, Но после… Ужас каземата, Громадной виселицы тень, Бред следствия, кошмар допроса, Надежды тоненькая нить. Они сломились… Все непросто, И не потомкам их винить… Ошибки юности забыты, Пошли награды и чины, Они сановники, элита, Они в монарха влюблены! Все больше ленточек в петлицах, Не жизнь — блистательный парад! Но отчего такие лица: Увядший рот, погасший взгляд? Ах, что с «удачниками» сталось? Ответа нет, ответа нет… А рядом молодая старость, Закат, похожий на рассвет. ЭПИЛОГ Предутренний, серебристый, Прозрачный мой Ленинград! На площади Декабристов Еще фонари горят. А ветер с Невы неистов, Проносится вихрем он По площади Декабристов, По улицам их имен… «Бывают такие секунды…» Бывают такие секунды, Когда, как на фронте, в бою, Ты должен подняться, хоть трудно Покинуть траншею свою. Когда отсидеться бы проще — Никто ведь не гонит вперед… Но гордость солдатская ропщет, Но совесть мне жить не дает. Но сердце забыть не сумело — Бесчестие хуже, чем смерть. На бруствер за правое дело И страшно, и сладко взлететь. Люблю исступленно и чисто Страну непростую свою. Считаю себя коммунистом, Хоть в партии не состою. |
