«Прошу, любимый мой, прости…» Прошу, любимый мой, прости, Когда бываю резковата. Прошла неженские пути, И самый первый — путь солдата. Не при луне, не на гумне — Безвестный, раненный в траншее, Припал, как суженый, ко мне. Обнял отчаянно за шею. И я, сжав зубы, поползла, Таща его, в разрывах минных… И на «гражданке» я была, Сказать по совести, мужчиной. Известно только кой-кому, Что в нищете послевоенной Слыла «добытчиком» в дому, Копейке каждой знала цену… А жизнь поэта — тоже бой, Опять бойцовская дорога. …За то, что я резка с тобой. Меня судить не должен строго: Не только пламенем войны, Не только черным сорок первым Обнажены, обожжены Искрят обугленные нервы. «Мир до невозможности запутан…» Мир до невозможности запутан, И когда дела мои плохи, В самые тяжелые минуты Я пишу веселые стихи. Ты прочтешь и скажешь: — Очень мило. Жизнеутверждающе притом.— И не будешь знать. Как больно было Улыбаться обожженным ртом. «Мне сегодня, бессонной ночью…» Мне сегодня, бессонной ночью, Показалось, что жизнь прошла… Мой товарищ, памирский летчик, Как идут у тебя дела? Не суди меня слишком строго, Что давно не пишу тебе: Не забыта она — дорога От Хорога до Душанбе. Не забыто, как крупной тряской Било крошечный самолет, Как одной кислородной маской Мы дышали с тобой в черед, Как накрыл нас туман в ущелье Узком, длинном, как коридор, Как отчаянно, на пределе, Барахливший тянул мотор. Не пишу. Только помни прочно — Не оборваны провода… Неожиданно, поздней ночью, Позвоню и скажу: «Беда, Заупрямилась непогода, Все труднее дышать, браток. Мне бы чистого кислорода, Мне бы дружбы твоей глоток!» «В каком-нибудь неведомом году…» В каком-нибудь неведомом году Случится это чудо непременно: На Землю нашу, милую звезду, Слетятся гости изо всей Вселенной. Сплошным кольцом землян окружены, Пройдут они по улицам столицы. Покажутся праправнукам странны Одежды их и неземные лица. На марсианку с кожей голубой Потомок мой не сможет наглядеться Его земная грешная любовь Заставит вспыхнуть голубое сердце. Его земная грешная любовь И марсианки сердце голубое — Как трудно будет людям двух миров!.. Любимый мой, почти как нам с тобою. БЕЛЫЙ ФЛАГ
За спором — спор. За ссорой — снова ссора. Не сосчитать «атак» и «контратак»… Тогда любовь пошла парламентером — Над нею белый заметался флаг. Полотнище, конечно, не защита. Но шла Любовь, не опуская глаз, И, безоружная, была добита… Зато из праха гордость поднялась. «Как тоскуют в ночи поезда…» Как тоскуют в ночи поезда, Пролетая угрюмый Сиваш!.. Я тебя никогда не предам. Ты меня никогда не предашь. Потому что сквозь жизнь пронесли Кодекс Верности, Дружбы устав. Как грустят о портах корабли, Так тоскуют уста об устах. В облаках, затерявшись из глаз, Одинокий грустит самолет. Знаю, жизнь нас обоих предаст — Так простим же ее наперед… «Ты разлюбишь меня…» Ты разлюбишь меня… Если все-таки станется это, Повториться не сможет Наше первое смуглое лето — Все в росе по колено, Все в укусах крапивы… Наше первое лето — Как мы были глупы и счастливы! Ты разлюбишь меня… Значит, яростной крымской весною, Партизанской весной Не вернешься ты в юность со мною. Будет рядом другая — Вероятно, моложе, яснее, Только в юность свою Возвратиться не сможешь ты с нею. Я забуду тебя. Я не стану тебе даже сниться. Лишь в окошко твое Вдруг слепая ударится птица. Ты проснешься, а после Не сумеешь уснуть до рассвета… Ты разлюбишь меня? Не надейся, мой милый, на это! ВСТРЕЧА Со своим батальонным Повстречалась сестра — Только возле прилавка, А не возле костра. Уронил он покупки, Смяла чеки она,— Громыхая, за ними Снова встала Война. Снова тащит девчонка Командира в кювет, По слепящему снегу Алый тянется след. Оглянулась — фашисты В полный двинулись рост… — Что ж ты спишь, продавщица? — Возмущается хвост. Но не может услышать Этот ропот она, Потому что все громче Громыхает Война, Потому что столкнулись, Как звезда со звездой, Молодой батальонный С медсестрой молодой. |
