«Как я живу? Совсем неплохо…» Как я живу? Совсем неплохо, Да только можно бы умней! Но спасибо и за кроху, Выпадающую мне. Часто много хуже было, Только время — вот злодей! Танцы я всегда любила, Да еще и лошадей. А теперь вожусь с цветами, Много всех домашних дел, И порой — поймите сами – Проклинаю свой удел. Ну а кто всегда доволен, Кто не любит поворчать? Было б только в нашей воле Все по-новому начать… МУЗА И Я (В деревне)
«Пиши сама!» — сказала Муза, — И отвернулась от меня. И цепи нашего союза Упали, жалобно звеня. И пусть, прощай, спокойной ночи! И я посплю еще хоть час. Не то мне голову морочит Твой поэтический экстаз. Ведь я совсем не успеваю Прожить как следует хоть день. И вдохновенно лишь зеваю, И за тобой брожу как тень. Вот так скажи и Аполлону, Чтоб ночью не будил меня: Я обойдусь без Пантеона И без священного огня. Мне надо дать коту лекарство, Кормить собак и лошадей, Надеть замки, чтоб в наше царство Не влез какой-нибудь злодей. Прогнать козу из огорода И чью-то телку со двора. Смотреть «тиви», какая мода, Et cetera, et cetera [26]. Одеться следует нарядно, Не то — «неряха» говорят. И «делать jogeen» [27] беспощадно, Чтоб влезть в желаемый наряд. А все домашние заботы, И кулинарная возня, Базар, и сад, да что ты, что ты… Я не могу — оставь меня! Но вот приходит вечер хмурый, Я чую Музы легкий след. И слышу вздох: «С такою дурой я провозилась столько лет!» «Надо писать стихи…» Надо писать стихи. Надо прощать грехи. В духовке сгорел пирог — Хлебца пошлет нам Бог. Платья пестрого нет – Пустяшнейшая из бед. Не постелила кровать — Стоит ли горевать? В саду засыхают цветы — Совсем никакой беды. На базар не могла пойти? Забыла — прости, прости. Муж из дому сбежал? Это, конечно, жаль. Но будет новый стишок — Поэт всегда одинок. «Мечусь в переднике в плену у “купороса”…» Мечусь в переднике в плену у «купороса», Пока домашние в ванне мылятся, А тут стихи подступают, как слезы, Как молоко у кормилицы. Помою посуду, посмотрю в окошко: Дома и дома, друг на друга лепятся. Оставили бы место для кошки — Нет, лепятся. Что за нелепица? Бегут люди. Все белки, и все — в колесах. Все что-то лучшее достать силятся. А стихи опять лезут, как слезы, Как молоко у кормилицы. Все — розы да грезы… Небо и то — домами закрыто, Небо — дорого, оно покупается. А лучше бы у синя моря с корытом, Там, где пляжники не купаются. Ну как же быть? Столько людей мечется, А надо, кажется, любить все человечество. «Тебе нужны — тепло постели…» Тебе нужны — тепло постели, Защита ставен и дверей. А мне — чтоб провода свистели В унылом ветре пустырей. Чтоб мачты черные качали, Крестя тревожно небосвод, Чтоб ели мрачные молчали Над сумасбродством горных вод. Как не понять мою зевоту В ответ на то, что мне дают Так обстоятельно, по счету, Определенную заботу И рассудительный уют. «Ты чародей, ты любишь землю…» Ты чародей, ты любишь землю И мне мешаешь улетать. Игрушка, пленница, опять Я серенадам сердца внемлю. Я изменяю всем «вчера», Воркуя с радостным «сегодня»! И пламенней, и полноводней Струится кровь моя с утра. Но лишь протянутся, дыша Вечернею тревогой, тени, Луна скользнет среди растений, В калитке проскрипит засов — Мне чудится неясный зов: Лишь трепет, шорох, дуновенье Иль чье-то смутное томленье, И вдаль запросится душа… Но ты не выпустишь меня! И я, забыв ночные зовы, В жужжанье золотого дня Надену, весело звеня, Неотразимые обновы: Браслеты, кольца и… оковы. «А стихи пишу в печали, от безмолвия пишу…» А стихи пишу в печали, от безмолвия пишу, Затоскую и вначале говорю карандашу: — Карандаш… — Он понимает, он и сам расскажет мне, Отчего тетрадь немая оживает в тишине. Оживают все предметы, все предметы — как друзья, С ними я веду беседы о превратностях житья… Больше всех болтают книги, и притом — наперебой: Смех, рыданья, споры, крики. Кто — свирелью, кто — трубой. В их крикливом, шумном мире чуть слышна тетрадь моя: Где уж тут писклявой лире роз, кота и воробья… вернуться Et cetera, et cetera - и так далее, и так далее (лат.). вернуться Jogeen - оздоровительный бег (фр.). |
