— И что вы об этом скажете? — спросила Розарио, когда я дочитала распечатку записи.

Все подтверждало то, о чем мы думали — это махинация. Закрытое элитное общество повесило убийство на случайного приезжего. Было очевидно, что ребята не смирились с тем, что у них увели девушку. Если Энтони, официальный покровитель Кэндис, разозлился, что Дэвид услышал слишком смелое предложение Кэндис, то тем более он не согласился бы, чтобы оно воплотилось в жизнь. Парни пасовали перед Дэвидом, который указывал им, что делать, и, вообще, был в другой весовой категории. Отсюда и желание свергнуть его с пьедестала, а лучше — упрятать куда подальше. Кэндис, в свою очередь, изменила с приезжим, с самым старшим и опытным из них. Она моментально забыла о любви с Энтони, малоопытном Гарри и девственнике Бадди. Она насмехалась над ними под их же собственной крышей. Все становилось понятно: карательная операция против Кэндис, обвинение против Дэвида. Идеальное преступление. Если не считать алкоголя, на что все время намекал Россо. И наркотиков, для которых, если они циркулировали между Норфолком и Стоуном, не должна была стать помехой дверь Уайт Хоума. Вполне вероятно, что, вступив во взрослую жизнь, ребята захотели попробовать всё.

— В том числе наркотики, — сказала я.

— Наркотики! — победоносно повторила Розарио.

Энтони уже здорово подсел на них, именно поэтому Россо удалось заманить его в ловушку, предложив дозу. Нанюхавшись, Энтони разговорился. Алкоголь и наркотики объясняли не только насилие, но и увечья. Словно обезумев, парни буквально набросились на тело. А самый безумный из них приложил всю силу, чтобы обезобразить лицо Кэндис.

— И что же? — спросила я у Розарио. — Как суд отреагировал на такое признание?

— Никак. Никак, потому что ни запись, ни распечатка даже не дошли до суда. Им не дал ход — представьте себе! — собственный адвокат Дэвида, Флойд. Барри Дуглас Флойд! Он заявил, что ему не нужен документ, полученный таким способом, что он не может его обнародовать!

Розарио подозревала Флойда в том, что тот сообщил о записи во вражеский лагерь. После того, как всплыл этот документ, обвинение пошло другим путем. Никаких намеков на личную жизнь несовершеннолетней жертвы. Никаких намеков, которые могли бы скомпрометировать свидетелей. Алкоголь свелся к нескольким выпитым банкам пива. Ни слова о наркотиках. Хотя Энтони отправили на лечение в центр дезинтоксикации.

Но Россо не опустил рук и упрямо искал факты против Кэндис. Он нашел в Ричмонде доказательства, что она рано начала половую жизнь. Ему рассказали о ее поездке во Францию, где Кэндис вела себя отвратительно, домогаясь отца семейства, в котором гостила, и намного меньше интересуясь играми со своей новой тринадцатилетней подружкой, чем тем, что ей мог дать молодой папаша. Семьи обменялись неприятными письмами, и Кэндис отравили на родину раньше, чем планировалось, в результате чего пришлось доплачивать за билет на самолет. Спор, однако, заключался не в сути проблемы — бесстыдном поведении девушки, — а в том, кто будет доплачивать. Сумма была ничтожно мала, и обе семьи могли ее оплатить, но ни одна из сторон не желала этого делать из-за уязвленного самолюбия.

— Я поеду в Париж, — предложил Россо, — и заставлю этого типа разговориться, у него зуб на эту дурочку.

— Нет, только не в Париж! — умоляюще воскликнула Марта.

Она уже получила счет за поездку в Норфолк: номер в отеле, ресторанное питание для Россо и даже наркотики для Энтони, которые фигурировали в графе «непредвиденные расходы». Откровения Энтони обошлись в круглую сумму.

Россо был одержим желанием доказать, что предчувствие его не обмануло и что Кэндис была шлюхой. Но Марта прекрасно понимала, что даже если он это докажет, даже если так было на самом деле, как это может помочь оправдать Дэвида? Россо шел по неверному пути. Волко намного лучше него очертил суть проблемы: она заключалась в молодых людях из Братства, единственных свидетелях обвинения. Показания Энтони о том, что он встретил Дэвида в коридоре около шести утра, свидетельство Бадди, который якобы увидел его с доской для серфинга и спросил, как сегодня волна, — всё это намного перевешивало показания Дэвида. Подразумевалось, что, убив и изуродовав Кэндис, он имел уйму времени, чтобы избавиться от тела, оттащив его на пляж. Со своей стороны, Дэвид клялся, что уехал в полчетвертого, самое большее — в четыре утра, и так отставая от своего графика.

Молодые люди лгали. Надо было их выслушать, задать вопросы, заставить запутаться в показаниях. Ничего из этого сделано не было. Быстрое судебное заседание, минимальное количество зрителей — все в голубых рубашках, черных блейзерах и галстуках Братства. Энтони, Гарри и Бадди, взаимозаменяемые, как члены футбольной команды. Нужно было бы допросить их снова. «Милая, — говорил ей Волко, — к таким людям так просто не подъедешь».

На процессе их, простых свидетелей, консультировала целая армия тренеров, психологов, адвокатов, учивших их нужным словам и жестам. Конечно, прокурор Бенбоу не причинил бы им неприятностей, но их мог спровоцировать обвиняемый. Они не должны были ему отвечать, не должны были даже смотреть в его сторону. Они должны смотреть лишь на судью Эдварда. Если почувствуют, что нервничают, пусть переводят внимание на руки, держат их вне досягаемости взглядов присяжных, положат плашмя на колени. Чтобы никто не увидел, как их лица краснеют или потеют, перед судом их слегка припудривали. Кроме того, их обильно спрыскивали дезодорантом «Grey Flanel». Когда они будут проходить мимо присяжных, даже запах будет доказательством их невиновности.

И как теперь заставить их говорить? Непризнание своей вины — надежная крепость, кирпичиками которой служит отрицание всех фактов. Они могли бы сознаться утром, сразу после преступления или после обнаружения тела. Но на процессе они были защищены, как в башне, и настолько уверовали в свою невиновность, что натравили бы на вас своих адвокатов, если бы вы высказали хоть малейшее сомнение. «Это такие люди, что когда у них ломается холодильник, они вначале звонят адвокату, чтобы предъявить иск производителю, а потом уже вызывают мастера».

Волко мечтал, чтобы родители Кэндис поссорились с семьями парней, чтобы Стоун восстал против Роузбада, а прокурор против судьи. Но даже если бы на месте Дэвида оказался кто-то другой, это было бы невозможно, а с Дэвидом — тем более. «Он, можно сказать, крупно проиграл. Повесив на него преступление, они обеспечили невиновность трем сынкам богатеньких родителей, а сынки обеспечили Кэндис целомудрие. В общем, одни невиновны, а другая — сама добродетель. Поэтому необходимо изнасилование».

— Кстати, об изнасиловании, — сказала я Розарио. — Если они состояли в сексуальной связи, то изнасилования не было. Если же оно было, то тому должны быть доказательства…

— В Вирджинии любые сексуальные отношения с несовершеннолетними, то есть до наступления восемнадцати лет, считаются изнасилованием, — сообщила Розарио.

Я поняла, почему Россо изо всех сил пытался доказать, что Кэндис вела себя безнравственно и давно спала с мужчинами. Он хотел убрать из обвинения отягчающее обстоятельство — изнасилование. Но у него был пунктик — он считал всех девушек шлюхами. А его манера говорить об этом или делать намеки выглядела просто гнусно. Ибо, как бы Кэндис ни распоряжалась своей свободой, ничто не позволяло детективу говорить о ней в таком тоне. Пока не доказано обратное, она ни разу не занималась любовью, не домогалась ни Энтони, ни Гарри, ни Бадди. Они просто ее приютили, а молодой отец семейства из Франции оказался слишком чувствительным, если так всполошился из-за какой-то девчонки.

Свинья, сучка, подстилка, киска. Не знаю, как круто звучали эти слова по-английски, но точно знаю, что эти слова есть во всех языках. Мое сердце сжималось. Везде оскорбления, везде насилие, везде безумие. Большинство убийств совершается алкоголиками, наркоманами или же сексуальными маньяками, для которых неважно, знакомая ли это женщина, незнакомая, старая, молодая, согласная или не согласная, почти согласная или совершенно неподдающаяся.