2-й вариант Сегодня виденье возможного дня, Как смерть, как рожденье, коснулось меня. В привычных словах, в начертании чисел Настойчивый зов, узнаваемый смысл. Созвездья, соцветья, союзы, семья Круги замыкают возле меня. И будущим ширится пустота, Сквозит и — срывается темнота. И радость, почти что, приникла ко мне: Сияющий иней на мутном окне… Не спорь, не дрожи, не гори, покорись. Здесь ад, словно парус, в закате повис, Здесь рай отступает. Осенняя высь, Как призрак вещает: не обернись. Придет этот час — равновесие сфер. И мир за оградою — больше не сер. И я — не черна. И ты — больше не бел. Пишу черновик. Заполняю пробел. «Лилит, Сафо, Офелия и Ева…» Лилит, Сафо, Офелия и Ева, Придите мне сегодня помогать. В день радости, усталости и гнева Я не хочу, я не умею лгать. Нарцисса, Кайна, Ангела и Яго Мы встретим хором жалоб и стихов. Постель свежа, а на столе бумага, И голос женский из-под ворохов Таких стихов, как ни одна не может Тебе или иному написать Ведь нас тоска, нас червь могильный гложет, Нас не хвалить бы надо, но — спасать. И сжалиться над нами на минуту. Потом мы снова встанем и простим. Сирена в Одиссееву каюту Как рыба смотрит холодком пустым. Но змеями волос метет Медуза Песок у ног убийцы, и — слепа… Моя надежда, падаю от груза, Широк твой путь, узка моя тропа… 7.7.1942 «Мой друг, примиренность прежде…» Мой друг, примиренность прежде, Чем даже начало пути. Я в серой и пыльной одежде Хочу за тобою идти. Я мудрости не научилась, Но верить в нее начала, И кровь моя не просочилась, Но в сердце сгорела дотла. Смотри — непотухшие взоры, Но их привлекла тишина. На платье моем — не узоры, Но вечные письмена. И ночью за лунным сияньем, А с солнцем — на Купину, Иду за твоим обещаньем, Не данным еще никому. 9.7.1942 «О, если ты придешь ко мне в июле…» О, если ты придешь ко мне в июле, Я буду жить еще, и петь, и знать, Что яблони меня не обманули, — Стоявшая рядами чванно знать. Цвели, как фрейлины в своем уборе Национальном, шитом серебром. Теперь сложили ручки на заборе И ждут, пока мы их не оберем. О, мы ведь знаем — бледные, худые, Они вальяжно станут румянеть. Несут корзин — кареты золотые. Всё к сроку: золото, рубин и медь. 29.6.1942 «Как всегда, утверждение Ваше…»
Как всегда, утверждение Ваше Очень спорно, Марина, но Вы Над горчайшей и полною чашей Не склоняли своей головы. Пили так, как на ассамблее Пил гордец Большого Орла: Хоть и пьян, но не плачет. Бледнеет, Но сидит и глядит из угла. Все до дна. И во здравье Петрово. Недоволен. Не обессудь. У раба — свободное слово. Сердце живо. (Изрублена грудь.) Завтра выспимся. Опохмелимся. А сегодня — Пьянейший Совет. Мы ужасно как веселимся И танцуем в Москве менуэт. Так, Марина, и Маяковский, И Есенин — Ваши друзья, Поплясали в хмелю по-московски, Потому что иначе — нельзя. Разрезали наутро вены И кудрями лезли в петлю. Эх, кремлевские крепкие стены, Эх, толпа, что кричит: улю-лю… Где не горечь любви неудачной, — Там родимый народ освистит, Замолчит до каморки чердачной, Позатравит, задавит, сместит. Ваша дочка вторая, Ирина, Похоронена где-то в Москве. Бог Вам дал любимого сына — Передышечку на траве. Ваша первая — ангел Аля, Встретит Вас над Кремлевской звездой: — Я осталась ребенком. Я ли Поддержать не смогу родной? И пойдете Вы — цепкой, крепкой, Твердокаменной, как по земле, За любовью своей — за цепкой, Как звезда на старом Кремле. Вам, Марина, мы тут не судьи, Мы поклонники Ваши тут, Мы свои подгоняем судьбы Под такой же, как Ваш, уют. Накануне отъезда, в Париже, Землянику мне принесли. «Я в Нормандию еду». И вижу Вместе с Вами Москву вдали. «Счастья я, Марина, желаю, Даже и в Нормандии, Вам». До свиданья, такая злая, Я Вас помню и не предам. Что ж, Россия, еще грехами Ты не слишком с зарей пьяна? Ассамблея твоя со стихами, Ты до смерти влила вина. Что ж, Россия, ты лихо рубишь Под коленочки лучший дуб, Что-то мало поэтов любишь, Только кубок держишь у губ. Нам не только бы пить с тобою, Нам бы нужно и пописать. Призадуматься над судьбою, Карандашик свой покусать. Чтоб стрельбы было меньше, шуму, Чтобы комната — чуть светлей, Чтобы время — подумать думу, Чтобы на сердце — потеплей. Мы ль не любим тебя от века. Мы ль тебя не ведем вперед? Вот — стихи. И душа — калека. Вот петля — роковой исход. Ах, набатом военным выла Над тобою, Марина, Москва. Самолеты бросали с пыла Над траншеями не слова. Но над фронтом восточным грозно Цвет медовый волос сиял, Резко, требовательно, не слезно Ты кричала: еще не взял! 12.7.1942 |
