«Мир по шву острием распорот…» Мир по шву острием распорот — Прочный мир. Перелицевать? Или новый, как этот город, Унести, заметать и сшивать? Шире — плечи и к вороту ярче, Звонкий шорох: парча или штоф? Нитки рифмы, рабочий ларчик И строка за строкою, как шов. Вьются улицы, как воланы, Звездный шлейф у недвижных ног, Но тебе подражают страны И листают твой каталог. Вот и плащ заботливо выткан — Как нарядна твоя судьба! И последнею алой ниткой — Венчик на середину лба… 1935 «Нет лучей, но отраженный свет…» Нет лучей, но отраженный свет Бьет от стен напротив, известковых… Над кроватью стертые подковы Счастье приносили много лет. Тень у ног пуста и коротка, А лицо прозрачнее и суше, Зеркало покажет у виска Сеть морщин, что стянет и задушит. И поверю — будет тот же свет, Белый и слегка голубоватый… С черным бантом на столе портрет, Для тебя заказанный когда-то. Вот портрету будет нипочем Состязаться с тою, на постели. Пятна проступают еле-еле — Ретушь сняла крылья за плечом. Только ты, что и меня забыл И его не получил когда-то, Будешь помнить шелест белых крыл, Мертвый свет руки голубоватой… 1935 «Письмо наизусть не пропеть…» Письмо наизусть не пропеть, Поднимая глаза на раёк. Написано несколько строк, Что и в сердце не смеют звенеть. Татьяна, вслед за тобой, Хоть тысячу раз повторяй, Не взлетит потолок голубой, К райку не приблизится рай. От сердечного этого жара, От бессонного жара глаз. Ни косы твоей, ни пеньюара, Ни наперсницы в этот час… И не встретиться через годы Ни в гостиной, ни на балу… Только песенка с огорода, Только пяльцы твои в углу. Этой девочки деревенской Больше рядом со мною нет… Ленский… Сероглазый и не поэт. Мы остались вдвоем на свете, Познакомимся и поймем: Мох на брошенном пистолете, Осыпается белый дом… Ничего уже не исправить, Не писать до зари без сна: «Я люблю, для чего лукавить? Я — чужая, я неверна…» 1935(?) «Придет пора, и будет чист…» Придет пора, и будет чист Твой мир, простертый на закате, И стих, что станет не речист, Заговоривши об утрате. Презрев в последней тишине Свою любовь, свои измены, Оскудевающие вены Забудет сердце в полусне. И голос будет иссякать, Слова, что угли, потухая, Золою заметут тетрадь. И вот впервые, не вздыхая, В какой-то день, в какой-то час Услышишь ты иные звуки, В последний раз взметнутся руки И веки устрашенных глаз… И будет мерно холодеть Прекрасный сон самозабвенья, Уже привычные виденья Не устают сверкать и петь… И перед зеркалом своим, Волос раскладывая свитки, Ты, как музейный Серафим С ненумерованной открытки. Твоя душа, поклажу сил Земных отбросив без усилья, Колышет синие надкрылья Над парами скрещенных крыл… 1935 «Отчаялся день — не расцвесть…»
Отчаялся день — не расцвесть. Не в солнечном прежнем обмане, — Ты — в комнате, в белом тумане, Сегодня такая, как есть. И вот как ты нынче живешь, Когда не царит вдохновенье, Когда отступившая ложь Оставим мертвые тени У глаз и у губ, а с плеча Исчезла умелая ретушь Крыла, что несла, волоча, Ты взмахом небрежным по свету. Ну что же? — Теперь умереть. Ты жалуешься на усталость, Утратив пернатую малость, Где даже руки не согреть. Ты пальцами шаришь вокруг, Но нету луча за тобою, И комната не голубою, А серою кажется вдруг. Умри. Это осень пришла. Три месяца будет все то же, А зимнее солнце поможет Тебе, ты отыщешь крыла. И там, и в раю, где такие, Налгавшие людям во сне, Приняв за фиалки, втайне Рвут звезды за стебли тугие… 1935 «Под утро сорвется дыханье…» Под утро сорвется дыханье От нежных упрямых толчков, Под утро таю трепетанье Тобой зарожденных стихов. И знаю, что лучше и краше Еще не бывало стиха. Бумажные вороха Ждут счастье случайное наше. Огромную радость вдохни В слепые невнятные звуки, Когда на бумаге стихи Расправят сведенные руки. Ведь скоро они зазвенят Впервые, желанные строчки, Родившиеся в сорочке И даже с крылами до пят… 1935 |
