«Лежи во льду, усни во льду…» Лежи во льду, усни во льду, Я светлый голос украду, И с той поры, что он угас, Я запою, как в первый раз. Во льду — нетленна красота, И тесно сомкнуты уста, А от ресниц ложится тень И день и ночь, и ночь и день. А я пою, и голос твой, Как прежде, светлый и живой. Прекрасный падший херувим Легко становится — моим. На этот голос как не встать? Но нет, во льду — спокойно спать. Во льду нетленна красота, А ты — всё тот, а я — не та. 1935–1938 «Всё к сроку — первые стихи…» «Всё к сроку — первые стихи, В бреду слетевшее объятье, И эти бледные духи, И ослепительное платье. Всё к сроку. Но пропущен срок, И в белых путаясь воланах, Ты смотришь на седой висок В стенах лучистых и стеклянных. И с мертвым холодом в крови, Такие завивая пряди, Ты пишешь что-то о любви В своей линованной тетради. Всё о любви. Девичий сон Уже не сладок и не страшен… Но даже твой предсмертный стон Любовной мукой приукрашен.» 1936–1937 «Две каменных ладони из-под плеч…» Две каменных ладони из-под плеч Твоих навеки лягут и застынут, Их поцелуи с глаз не отодвинут, Тебе — не встать и света не сберечь. Но вспомни, вспомни, как порой сама Пылающие веки прижимала, Чтоб видеть то, что ты припоминала, Что возвратить могла такая тьма. Как — жгло ресницы небывалым даром, — Росли цветы и таяли в огне, Но ты ждала, и ты томилась даром — Была — легка ладонь на простыне. Так жди теперь. И эта тьма сгустится До той, что ты, быть может, не ждала, И где, раскинув два больших крыла, Уже летит не ангел и не птица. 1935–1938 «Это к слову пришлось в разговоре…» Это к слову пришлось в разговоре О любви, — и я снова пою О тебе, о беспомощном взоре В гимназическом нашем раю. Где трубили сигналы на ужин, Не архангелы ли на холме? Проводник и сегодня не нужен, Мы слетаем навстречу зиме. И у домика, где дортуары, В прежней позе стоим у крыльца — Вечный очерк классической пары — Два печальных и детских лица. «О, Ромео!.. — и плачет Джульетта: — О, Ромео, что будет весной?» За апрелем: разлука и лето, — Ты еще до сих пор не со мной… И на мраморных плитах гробницы Мальчик бьется, боясь умереть. А надежда листает страницы И по памяти пробует петь. 1935–1938 «Чем дальше будет расстоянье…»
Чем дальше будет расстоянье, Тем зов слышней через года. Над городом стоит сиянье, И в снежных хлопьях провода. Кружится сажа, и под насыпь Вагоны падают легко. Но с каждым мигом, с каждым часом До звезд все так же далеко. Над морем светлым, над горами Лучи звучат, как водопад, И вечерами, и утрами Ты слышишь зов: вернись назад. 1935–1938 «Над первой тишиной вторая тишина…» Над первой тишиной вторая тишина, И призрак за окном далекого окна, Мелькает над рукой тончайшая рука, Под мертвою строкой — поющая строка. «Современные записки».1939.Т.68 «Со всею преданностью старой…» Со всею преданностью старой, Во власти отзвучавших слов, Я выхожу на зов гитары, Высоко гребни заколов. Ступив с четвертого балкона, Сорвав ограды кружева, Я жду улыбки и поклона И веры в то, что я жива. Но смутен разум Дом Жуана, Привычно струнами звеня. Он скажет мраку: Донна Анна, И отстранит легко меня. От грез очнуться слабой Анне Трудней, чем мне от вечных снов. Она — жива, она не встанет, Не выйдет, гребень заколов. Как перепуганная птица, Забилась под сердечный стук, И даже ей во сне не мнится: Безумный сад, безумный друг. «Современные записки».1940.Т.70 «Из-под каждого шага растет лебеда…» Из-под каждого шага растет лебеда, А бурьян из оврага не знает стыда. Видишь, сорной травою мир мой зарос, А дышу синевою и тысячью роз. За высокой оградой — расчищен цветник, — Мне чужого не надо — мир мой велик. Эти розы — из воска и из стекла. Золотая повозка к дверям подплыла. Выезжай за ограду, я встречу тебя, Не щадя, так, как надо, но только любя. Обвивают колеса мои лопухи. Жалят злобные осы: слова и стихи. Выходи на дорогу, тревогу уймешь, Заведу не в берлогу и выну не нож. Вылезай же, голубчик! Коня под уздцы! Был здесь намедни купчик, беднее, чем ты. Он в овраге скончался, корягой прикрыт. Он к тебе не стучался в серебряный щит. Здесь два мира скрестились, любезный сосед, Здесь немало постились за тысячу лет. Заключим мировую. Здоровье твое! Хочешь розу живую в жилище свое? |
