— Надо, Надеждин, давно надо. И работу свою надо вовремя выполнять. Поэтому сегодня вы на выезд не пойдете, а будете сидеть и доделывать невыполненную работу.

— Но откуда вы знаете, что она не выполнена?!

— Ваши синяки под глазами рассказали мне об этом. Или я не прав?

— Начальник всегда прав.

— Правильно. А чтобы вы быстрее купили свой карбюратор, объявляю вам выговор и лишаю вас 13-й. Жаль, что мы не в армии, а то влепил бы я вам нарядика эдак два вне очереди, перестали бы опаздывать!

— Да, Шурик, принимай соболезнования. Угораздило тебя на этот раз. Он сегодня не с той ноги встал, на всех кидается. Да, кстати, у меня есть совсем новенький карбюратор, если хочешь, завтра принесу.

— Да иди ты к черту со своим карбюратором… Прости, Макс, я не в духе сегодня. Поговорим потом, мне нужно прийти в себя.

— Понятно. Ну, тогда до вечера?

— Давай.

Да, действительно влип наш герой, не позавидуешь. Он снял куртку, поставил сумку на стол и подошел к окну. Вся площадь перед телецентром была умыта осенним дождем. Он смотрел, как из проходной по очереди выходили ребята, и, накрываясь сумками и куртками, бежали к «рафику». Саша не мог понять, как это без него будут ребята работать сегодня. Ему захотелось сорваться с места и побежать за ними. Он чувствовал себя каким-то неполноценным в эти минуты. «Рафик» тронулся с места, проехав через площадь, выехал на дорогу и пошел на задание. У Саши было такое ощущение, что все бросили его в трудную минуту, что никто не остался с ним и не подал руку помощи. Он представил себя на необитаемом острове, что он сидит там совсем один, такой несчастный и такой одинокий. Тогда Надеждин, чтобы как-то развеять грусть, решил доделать все-таки свою злосчастную работу. Он сел за стол, открыл сумку и первое, что бросилось ему в глаза, это было письмо, то самое письмо, из-за которого у него сегодня столько неприятностей. Он со злостью схватил его и с остервенением бросил в самый дальний угол комнаты. Письмо ударилось о стену и упало на пол. Из конверта выпали и рассыпались странички письма и рисунки.

Александр взялся за работу. Он сложил по порядку уже исписанные листы и взял новый. Саша стал думать, о чем писать дальше. Тщетно он пытался заставить себя думать о работе, письмо — вот что сейчас занимало его рассудок. Он выпил стакан воды и снова склонился над столом. Он старательно грыз ручку, пытаясь хоть что-нибудь выдавить из своей головы. Но снова и снова перед его глазами падало и рассыпалось письмо, падало и рассыпалось, снова падало и снова рассыпалось. Наконец Саша стал что-то писать. Он писал, и было такое ощущение, что кто-то толкает его под руку и просит: «Оглянись». Он не мог понять, в чем дело, и продолжал писать. Но ощущение не покидало его. В конце концов, он бросил ручку на стол и откинулся на спинку стула. Что-то назойливое и зудящее жгло ему затылок. Он оглянулся… Письмо. Растерзанное, оно тоскливо и беспомощно лежало на полу. И вдруг Саша ясно представил себе, что это не листы бумаги, а отвергнутое чувство, которое застыло в беспомощном порыве вылиться наружу. Еще мгновение, кто-то откроет дверь, и сквозняк взметнет его ввысь и станет трепать и рвать в клочья. Потом стихнет, успокоится, бросит на землю, и кто-нибудь наступит на него ногой. В каком-то непонятном страстно-героическом порыве Саша кинулся в угол, где лежало письмо, и с нежной бережностью принялся собирать и складывать листки в конверт. В эту минуту в кабинет вошли. Это была уборщица.

— Ой! Ну, вы меня напугали! Я уж думала, воры. А вы чего не поехали со своими-то?

— Значит, надо так! Что вам здесь нужно?

— Так убираться же надо, пол вымыть.

— Не надо! С вечера надо убирать! А сейчас вы будете мне мешать!

— Так по вечерам вас же никого отсюда не выгонишь. Наоборот бы спасибо сказали, что грязь за вами убираю! Я быстро номою. А?

— Спасибо, не надо! — еле сдерживая злость, выдавил Саша.

Гремя шваброй о ведро, уборщица вышла. Саша молниеносно сел за стол и стал раскладывать письмо отдельно по одному листочку. Он снова увидел уже знакомый крупный почерк, рисунки с его изображением, силуэты профилей его и ее. Он сдвинул листы на край стола и положил силуэт Лены на темную полировку стола. Белый силуэт как нельзя лучше гармонировал с коричневым деревом стола. Саша, подперев голову руками, разглядывал профиль девушки и пытался представить ее себе. Какая она? Красивая или не очень? Умная или так себе? Добрая или нет? Напористая, или женственная? Худенькая или как я? И Саша пришел к выводу, что если судить по письму, то девушка умна, добра, женственна, ну а что касается красоты, то здесь он мог сказать точно, что душа у нее прекрасна, а это самое главное.

В кабинет постучали и, не дожидаясь ответа, вошел главный редактор.

— Здравствуй, Сашенька, я только что от директора. Он мне все рассказал. Что же это с тобой происходит? Начальство жалуется, что ты работу всего отдела тянешь назад. По-моему, тебе тяжело у нас работать. По-моему, ты не справляешься. Что, если тебе перейти в другой отдел? Или, скажем, вернуться на свое прежнее место работы, на радиовещание. Там полегче будет, и тебе спокойней. Как ты на это смотришь?

— Я отсюда никуда не пойду. Пусть здесь трудно, но мое место здесь. Здесь я чувствую себя нужным, здесь мои друзья и другого, легкого мне не надо.

— Молодец! Я знал, что ты так скажешь! Именно так я и ответил дирекции. Не волнуйся, я сделаю все, чтобы тебя оставили, но и ты тоже должен помочь мне в этом. Постарайся не опаздывать. Если ты перейдешь на радио, никому, поверь, от этого лучше не станет. Напротив, я привязался к вашей группе, и без тебя она будет неполноценна. Что ты там прячешь? Что это?

— Да так, ничего особенного…

— Ясно, уже поклонницы одолевают. Ну ладно, не буду мешать.

В ответ Саша только промолчал и улыбнулся. Но редактор в дверях остановился и оглянулся:

— Да, совсем забыл, зачем приходил. Тебе завтра надо выехать в командировку, в Сочи. Так что ты сегодня иди домой пораньше и собери вещи.

— А как же моя незаконченная работа?

— Знаешь, я думаю, что тебе лучше ее оставить. Тема не очень интересная. Зритель ждет сенсации, а мы про совхоз. О’к?

— О’к.

Командировка удалась на славу. По крайней мере, так казалось Саше. Он там хорошо поработал, широко раскрыл свой талант общения с людьми, свои ораторские способности и тягу к справедливости, а еще загорел немного и поплавал в море, уже достаточно загрязненном отдыхающими за лето.

Вернувшись, Саша сразу же взялся за работу. Они с ребятами принялись обрабатывать его командировочный материал, который, как считал наш герой, должен понравиться зрителю своей ненадуманностью и правдивостью. Забот было по горло. Надеждину казалось, что он снова встал на прежнюю колею удач, и работал с удовольствием. И вот программа готова, сценарий отточен и отрепетирован. Остается только запустить в эфир передачу… Тогда Саша и не подозревал, что его ожидает столько неприятностей по поводу его визита в Сочи. Но, как ни жаль, это случится. Через некоторое время после выхода передачи в эфир в одной из центральных московских газет появится заметка, да какой там «заметка», целая статья по поводу журналистской этики, где и упоминается наш страдалец, опрометчиво указавший, сколько жить осталось тамошнему мэру города, как представителю власти. Но в последующей передаче Надеждину все же удастся уйти от ответственности. Когда ему зададут вопрос по поводу статьи в газете, он выйдет из игры оскорбленным, но не побежденным. Да и почему ему надо быть побежденным, если он ни в чем не виновен. Ну, конечно, надо быть более тактичным. Но что делать, если Саша принадлежит к той категории людей, которые добром отвечают на добро, а злом на зло.

Ну, теперь, я думаю, бессмысленно рассказывать о том, как это все происходило. Я и так вам все рассказала, а потому имеет смысл перейти к дальнейшим событиям.