С тех пор целых два месяца, а то и больше он не появлялся в телеэфире. И вот однажды, седьмого мая, опять-таки на КВНе в МГИМО мы с подружкой смотрели на его затылок. Он вертелся по сторонам, но нас, к сожалению, не видел. Вдруг кто-то его спросил, почему его не видно на телеэкране. Он с грустью ответил, что все это, к его большому счастью, временно. Больше он ничего не сказал. На этом КВНе он был особенно зол, даже своим не подыгрывал, а скорее наоборот. Когда началась дискотека, он разошелся не на шутку. Кричал но-английски в микрофон, пел, прыгал как сумасшедший. Он спустился со сцены в зал и танцевал совсем рядом, не замечая меня. Он был ко мне спиной и не видел меня, но зато я была вновь близко, рядом с ним, видела его спину, затылок, руки и длинные ноги, я могла читать у него на футболке надпись «АССА». Когда же объявили медленный танец и запели «Битлз» все ту же самую мелодию, которая тогда была для меня последней в день знакомства с ним, я отошла подальше, чтобы он не заметил меня, и стала смотреть на него как завороженная. Саша огляделся по сторонам с безнадежностью во взгляде, почесал затылок и пригласил ее. Ту, которая смотрела на него с прямым намеком на танец. И он пригласил именно ее. Когда он коснулся ее талии, меня больно кольнуло где-то в области сердца, перед глазами все поплыло, все словно расплавилось, наступила тишина, давящая на уши, лишь где-то очень далеко пел Джон Лен-нон. Лицо любимого было у меня перед глазами четче всех, но тоже расплывчатое, мне даже казалось, что он улыбается ей, но когда моя дорогая подруга наконец дернула меня за руку (я ее как всегда не слушала), увидела, что ошибаюсь. Окончив танец, он даже не поблагодарил ее и не улыбнулся, а, напротив, ушел за кулисы. Под конец вечера он вышел на сцену и стал петь «Вояж», и я пела вместе с ним, хотя он и не видел меня, но я пела, хотя и не слышала своего голоса.

После дискотеки, когда все разошлись, мы с Анькой шли по коридору, Саша шел навстречу с каким-то парнем. Я очень смутилась и опустила голову, спрятавшись за мою спасительницу, и он, к счастью, не узнал меня, хотя шел потом и все время оглядывался. Вероятно, что-то все-таки ему обо мне напомнило. А сердце мое вновь рвалось к нему, мне хотелось закричать: «Нет, ты не ошибся, это я, я, я!» Хотелось побежать за ним, броситься к нему на шею и прижаться к его широкой груди. Но что-то сдерживало меня. Я шла молча и думала, что на следующей дискотеке я его обязательно приглашу. В конце концов, ничего в этом постыдного нет, а даже очень романтично. Я не могу допустить, чтобы он говорил с другой, обнимал другую, улыбался другой, да и вообще!..

Всю дорогу домой моя голова полнилась этими мыслями, и мне было жаль мою бедную Аньку, которая обижалась на то, что я ее все время не слушаю, но поделать я не могла ничего. Голова моя была занята другим. А она болтала какую-то ерунду без умолку. Она вечно что-нибудь говорит, говорит какую-то чушь, но веселую чушь. Но, как оказалось на этот раз, это была не чушь и не ерунда. А я все прослушала. Она снова готовила мне сюрприз. Анька вообще очень любит делать сюрпризы любых видов, лишь бы неожиданно. И этот КВН тоже был сюрпризом.

Следующим ее сюрпризом был концерт в МГИМО 14 мая, как раз в день ее рождения. Концерт был великолепным. Но Надеждина не было. А я уже была готова его пригласить. Боже мой, а сколько усилий приложила к этому Анька. И в райкоме надоедала, и даже в МГИМО проникла (она у меня вообще как шпионка, везде пролезет). И все бесполезно. Но ничего, зато лишний раз в МГИМО побывали. А это тоже немало!

Прошло полмесяца. И вот обычный вечер пятницы, и должна начаться передача, где он раньше принимал участие. Я, как обычно, села поближе к телевизору и с надеждой и с некоторым сомнением уставилась в ее заставку. И вдруг сердце оборвалось, меня прямо в холодный пот бросило. На экране был он. «В эфире информационно-музыкальная программа», — сказал знакомый до боли голос. Его наигранная улыбка была неестественной. Но он улыбался, хотя и очень редко. У меня в голове промелькнул ужас: «А вдруг он уже меня не помнит»? И меня вновь одолевало желание позвонить. Позвонить и сказать, нет, не сказать, а просто помолчать или назвать его по имени, чтобы напомнить о себе. Но все это было внутри меня, а внешне было полное спокойствие, я даже смеялась вместе с Надеждиным и его соведущими, и представляла, что сижу с ними за одним столом и поддерживаю разговор. Но прошел и этот день. Прошли и другие дни. Заполненные воспоминаниями о прошедших КВНах и дискотеках, фантазиями о будущем, мечтами и, конечно же, снами, прекрасными, добрыми снами. Пришло лето, минула трудная пора экзаменов, и настали долгожданные летние каникулы.

Каникулы, отпуск… Замечательные дни. Мне порой кажется, что все самое интересное в личной жизни происходит именно во время них.

Закончив чтение первой части этой истории, вечером одного из немногих оставшихся дней моего отдыха я, наблюдая за уходящим за горизонт солнцем, размышлял о любви. Не зря великий Пушкин сказал: «Любви все возрасты покорны». Героиня этой прозы… Ей шестнадцать лет и — такая гамма чувств, смесь юношеского авантюризма и чистых эмоций.

То ли волшебные краски заката, то ли прочитанное передали мне романтическое настроение, и я вспомнил такой же вечер, такое же мое настроение, но только два года назад… И прекрасную девушку в лучах вечернего солнца.

Удивительными бывают переплетенья судеб. Удивительными бывают события, рожденные нашими мыслями, мечтаниями, воспоминаниями.

Тогда, отдыхая в Сочи, за три дня до моего отъезда домой, сидя на берегу моря и прощаясь с солнцем и миром летнего счастья, я увидел юную девушку, вышедшую на берег и с необъяснимой тоской вглядывающуюся в даль. Ее черные волосы отражали лучи заходящего солнца, густые ресницы слегка прикрывали прищуренный взгляд карих глаз, направленный куда-то за горизонт. Полюбовавшись красотой уходящего дня, она, вдруг нахмурив смолистые брови, чему-то улыбнулась, присела на маленький камушек и, развернув принесенную с собой книгу, стала с очень серьезным видом ее читать. В этой своей юной серьезности она была очень трогательна и мила. И сидела она как-то необычно. Я даже не сразу понял, что было необычным. В ней была стать. Она сидела на камушке так, как будто на светском балу, на краешке золоченого кресла, с непринужденно благородной осанкой. Но вместе с тем в ней чувствовалась естественность и наивность. Естественность, какая бывает у Природы, у теплого заката, у света ночных звезд. Наивность, читаемая только во взглядах юных девушек, которые еще верят в благородных принцев, в вечную любовь, у которых суета будней не успела еще украсть способность мечтать.

Почему у меня в голове мелькнуло именно слово «бал»? Улыбнувшись, подумал: «Прямо княжна». Украдкой любуясь ее красотой, я стал размышлять о том, кто она. Но не получалось… В голове по-прежнему вертелось: «Княжна… княжна…», а потом вдруг — «Мери… Почему именно Мери? Она скорее Бэла». Я улыбнулся этим мыслям. А может, героиня лермонтовской «Тамани», чуть не сгубившая Печорина. Я вспомнил соответствующие строки Лермонтова: «Моей певунье казалось не более 18 лет… Решительно, я никогда подобной женщины не видывал… необыкновенная гибкость ее стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив ее слегка загорелой кожи на шее и плечах… — всё это было для меня обворожительно… Хотя в ее косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное… в ее улыбке было что-то неопределенное…». «Похоже… Но все же стать и благородство… все же — Бэла», — решил для себя я.

Тут мои размышления были прерваны тем, что девушка захлопнула книжку и встала, чтоб уйти… Я мельком увидел обложку — «Герой нашего времени». Такое совпадение разве бывает? Бывает, и не только в романах. А может, все это порождается тонким миром, куда уходят наши мечты…