Все героические поступки он приказывал заносить в книгу, где называл самого себя «Многоблагодарным», а подстерегающих его врагов — «Яростным», «Несчастным» и «Завистником». В цветистых выражениях он описывал опасности и препятствия, причиняемые этими неприятными малыми на каждом шагу его поездки в Бургундию, а также стихийные бедствия — лед и снег, лавины и засуху. Напомним, Максимилиан ехал через Германию поздней весной, значит, многие рассказы — плод фантазии «Многоблагодарного». Аусбургцы отметили прощание с принцем не только большой бочкой рейнского вина и внушительным стадом баранов, но и доверху наполненным дукатами кубком: Максимилиан получил возможность устроить в следующих городах объявленные праздники.
Но в Кельне наличные деньги все-таки закончились. В сопровождении шестиста всадников он прибыл через сорок пять дней в город. Сообщения осведомителей не взволновали его ни малейшим образом. Оказывается, французский король, пытающийся всеми возможными средствами воспрепятствовать столь опасному для Франции браку, направил в город на Рейне гуманиста Робера Гагуи. Тот должен был возвестить, что герцогиня Бургундская является по крови француженкой и, как вассал французской короны, не может выходить замуж без разрешения Людовика XI. Но король Людовик не принял в расчет личность Максимилиана, не обращавшего внимания ни на слухи, ни на интриги. Он стремился к одной-единственной цели: как можно скорее прибыть в Гент и официальным браком положить конец всем злосчастным обстоятельствам. Поэтому он не принял французского гуманиста, а передал ему через герцога фон Юлиха следующее: «Почему король так поздно пришел к мысли заключить брак Марии с дофином? Ранее он легко мог добиться желаемого. Теперь слишком поздно. Примите мой совет и покиньте город как можно быстрее. В противном случае я не гарантирую вашей безопасности».
Людовик XI, узнав о провале своей каверзы, начал мстить бургундскому населению. Он послал 4000 наемников в приграничные области, где они отобрали у крестьян урожай и поубивали их. Лишь немногие крестьяне пережили «нападение на пажити»: сброд, принимаемый французским королем на службу, не чурался ни жестокого грабежа, ни убийства.
Самым лучшим для Максимилиана могла бы стать поездка в Гент, но ему пришлось, подчиняясь традициям, устраивать в Кельне банкеты и турниры, хотя он уже не знал, как будет оплачивать расходы. Спасение пришло в последнюю минуту: Маргарита Йоркская, мачеха Марии, узнала о финансовых трудностях жениха и прислала ему внушительную сумму в 100 000 гульденов из своей личной казны. Так жених смог оплатить долги, купить подарки для далекой невесты и экипировать всадников соответственно положению. Князья и епископы, присоединившиеся к брачному кортежу на последнем участке пути, образовали представительную свиту для сына императора. Максимилиан описал это в автобиографии, в «Мудром короле»: «Во время пути к юному мудрому королю прибыли многие архиепископы, епископы и князья со своими рыцарями, вместе с королем отправившись к прекрасной благородной королеве». К процессии присоединился весьма важный для будущего человек — Оливер де ла Марш, умудренный жизненным опытом политик, непревзойденный мастер международной дипломатии, ставший впоследствии незаменимым советчиком Максимилиана.
Нидерландские города ожидали габсбургского принца с большим любопытством, весть о его смелости, очаровании и притягательной силе опережала его. И все оставались им довольны: Максимилиан не упускал возможности показать себя в самом выгодном свете. Город Маастрихт предоставил в качестве провианта трех быков и двенадцать овец, в Лёвене собравшиеся студенты прокричали принцу: «Да здравствует Максимилиан!», «Да здравствует Бургундия!» 11 августа жених прибыл в Брюссель, в серебряных доспехах, окруженный семистами одетыми в черное рыцарями, большинство из которых принадлежало к немецкому дворянству. Город облачился в праздничные одежды, почти каждый дом украшал великолепный гобелен, знамена сорока восьми цехов сверкали на солнце, раскрасив улицы и переулки всеми цветами радуги. Но все это являлось лишь прелюдией перед въездом в Гент — город, где Мария недели напролет с надеждой ждала Максимилиана. Наконец-то юная герцогиня сможет опять радоваться жизни: неделю тому назад она узнала о прибытии Максимилиана в Брабант.
18 августа жених собственной персоной стоял у ворот Гента! Город уже заранее празднично украсили, триумфальные арки и плакаты с надписями на латинском языке гостеприимно обращались к принцу: «Благороднейший принц! Спаси нас от гибели — будь нашим правителем и князем! Борись вместе с нами! Мы выполним любой твой приказ!»
Максимилиан был покорен. Пятьдесят одетых в белое господ из городской гвардии составили комитет по приему, сопровождавший тысячеголовую свадебную процессию в город. Архиепископы в удобных портшезах возглавили процессию, окруженные доблестными рыцарями с пиками на вычищенных до блеска конях, украшенных по бокам лисьими хвостами. За ними горделиво следовали конные рыцари в роскошном облачении, составляющие личное окружение сына императора. Находившийся в свите придворный шут Максимилиана, Кунц фон дер Розен, отпускал шуточки для всеобщего увеселения и развлекал церемонию. Но что стоила вся аристократия и все правители империи по сравнению с молодым красавцем в золотых доспехах, затмившим всех очарованием юности, — с Максимилианом. Он казался сказочным принцем, отправившимся в дальние дали, дабы после множества опасностей и препятствий заключить в объятия принцессу, томящуюся в крепости.
Наступил момент, столь долго ожидаемый Максимилианом и Марией: без слов, онемевшие от счастья, стояли они друг против друга. Мария первая овладела собой. Придя в себя, подошла к Максимилиану и поцеловала его со словами: «Добро пожаловать, благороднейший немецкий принц, по которому так долго тосковало мое сердце!» Максимилиан непринужденно и страстно ответил на ее поцелуй — преграда была сломлена. Присутствующие при трогательной сцене разразились приветственными возгласами в честь молодой пары. С шутками и смехом все устремились в крепость, и хотя Мария и Максимилиан еще не могли свободно разговаривать друг с другом — сказывался языковой барьер, — они всевозможными знаками и жестами показывали, как счастливы.
До начала праздничной части вечера требовалось выполнить официальную церемонию. Будучи герцогиней Бургундской, Мария подписала различные грамоты прежде окончательного заключения брачного контракта. Все происходило в веселой атмосфере: Маргарита Йоркская устроила в тот же вечер банкет в честь молодоженов. Всех, кто имел в Бургундии положение и имя, пригласили на праздник и в непринужденной манере представили жениху юной герцогини и его спутникам.
Незабываемые часы, о которых долгие годы спустя вспоминали многие гости! Маргарита Йоркская лично позаботилась обо всем и устроила так, чтобы во время застолья по соседству с немецкими и австрийскими рыцарями оказались самые красивые девушки Фландрии. Все пребывали в наилучшем расположении духа. После обильного праздничного обеда, где подавались изысканные, неизвестные Максимилиану блюда, принц преподнес Марии великолепные бриллианты из коллекции своего отца. Затем он смог оценить пикантность ответного подарка невесты: герцогиня спрятала для него цветок, который он должен найти. После деликатного намека архиепископа Трирского жених в легком возбуждении дрожащими пальцами расстегнул корсаж Марии и нашел на ее груди гвоздику, олицетворявшую в то время супружескую любовь. Гости пировали, пили и танцевали до глубокой ночи, а когда пришло время разойтись, стали искать новобрачных. Но Максимилиан и Мария давно удалились и, по слухам, направились к священнику, благословившему их. Им предстояла брачная ночь. Максимилиан, уже избалованный любовью прекраснейших дам, находился в восторге от восхитительной невесты. Он повествует в письме канцлеру отца, барону Зигмунду Прюшенку, о достоинствах Марии: «У меня красивая, набожная, добродетельная жена, так что я доволен и слава Богу! Она изящней Розины и бела как снег. Она шатенка, и у нее маленькие нос, голова и лицо; глаза смешанного цвета: коричнево-голубые, красивые и выразительные; веки полуопущены, как будто она спит, но это почти незаметно. Рот расположен несколько высоко, но чист и ярок. Она намного красивее ранее виденных мною девушек и веселого нрава».
