Но Фридрих не торопился даже в таких важных обстоятельствах, он ехал в Италию без всякой спешки и везде, где проезжал, продавал привилегии, компенсируя тем самым расходы на поездку за невестой, а затем и в Рим. Наконец перед ним показались башни Сиены. Чем ближе он подъезжал к городу, где его ждала Элеонора, тем сильнее сомнения и опасения по отношению к невесте одолевали недоверчивого холостяка. Всю ли правду рассказали ему об Элеоноре? Его, можно сказать, уговорили приехать в условленное место встречи. Дрожащий и белый от волнения как мел, он предстал перед очаровательной принцессой, заглянул в ее лицо — и пришел в восхищение! Но его внутреннее напряжение проходило медленно, и лишь спустя довольно продолжительное время Фридрих смог вести беседу с невестой более или менее естественно.
Будучи непохожими, они прекрасно дополняли друг друга: король, статного роста — метр восемьдесят, невеста же едва доставала ему до плеча. Кроме того, бросалась в глаза значительная разница в возрасте: невеста годилась жениху в дочери. Но, несмотря на столь очевидные контрасты, а возможно, благодаря им, они представляли собой красивую пару. Фридриха никто не смог бы назвать непривлекательным мужчиной: его узкое лицо, обрамленное темно-русыми волосами, выглядело мужественным — к счастью, он не унаследовал мощный, слегка выступающий подбородок своей матери Цимбургис Мазовецкой. Возможно, король не столь пылко проявлял свою любовь, как поклонники Элеоноры у нее на родине, но зато он имел репутацию порядочного мужчины: шептались лишь об одной-единственной его любовной связи с дочерью нюрнбергского дворянина Катариной Пфинцинг.
Чета отправилась далее в Рим, где уже шли приготовления к будущим празднествам. Официальная свадьба должна была состояться 16 марта в городе на Тибре (папа готовился лично провести обряд венчания), а коронация — три дня спустя. Но сразу после получения благословения церкви и официального статуса мужа Фридрих стал избегать общества Элеоноры. Вероятно, он ссылался на прошлые и предстоящие дорожные мытарства, когда объяснял молодой жене, почему он не разделяет с ней брачное ложе. Большинству из приглашенных высоких гостей поведение короля казалось странным: не стремиться исполнить супружеский долг со столь прелестной женщиной! Несмотря на это, принцесса пребывала в восторге от всего, что ее окружало. Дорогие яства и благородные вина напоминали ей о доме, так же как и благоухающие цветы и проникновенные мелодии, исполняемые в ее честь. Она не жалела об отсутствии Фридриха, когда он поспешно, словно спасаясь бегством, растворялся в сутолоке, царившей в замке.
Коронование, исполненное святым отцом, явилось наивысшей точкой жизни Фридриха. Еще никого из Габсбургов не короновали на императорство в Риме, и никто после него не удостаивался подобной чести в Вечном городе. Его сын Максимилиан долгие годы безуспешно стремился к этому и в конце концов сам провозгласил себя императором Священной Римской империи в городе Триенте. Его внук Карл V короновался папой, но не в Риме, а в Болонье: сложившиеся политические обстоятельства не благоприятствовали поездке в Рим. После того как святой отец возложил на голову Фридриха императорскую корону, он короновал Элеонору императрицей. Так воплотилась в жизнь еще одна мечта португальской принцессы!
По приглашению короля Неаполя императорская чета продолжила путешествие на юг, хотя Фридрих охотнее всего возвратился бы домой. Но брат Элеоноры, король Альфонс, расценил бы отказ императора как оскорбление. В Неаполе произошло то, чего все с надеждой ожидали, хотя и здесь среди всеобщего ликования король заметно сторонился молодой жены. Но боязливого супруга в конце концов удалось перехитрить. В покоях императрицы распылили дурманящую туалетную воду, широкую постель как бы случайно устлали шелковыми подушками, а свечи деликатно спрятали за тонкой вуалью. Затем твердокаменного супруга под каким-то предлогом заманили в эту комнату с возбуждающей обстановкой, где его поджидала Элеонора. Фридрих, вероятно, почувствовал себя захваченным врасплох. Но романтичная атмосфера и восхитительная жена заставили его сдаться.
После утомительных для Фридриха неапольских ночей чета рассталась и встретилась вновь уже в Венеции. Фридрих и здесь не производил впечатления пламенного любовника: он очень не хотел произвести на свет «чужеземного» сына. Вечная недоверчивость заставляла его бояться, что дитя, зарожденное здесь, в солнечной Италии, может позднее стать беззаботным, а это качество король ненавидел от всей души.
Вид мрачной Нейштадтской крепости вызвал у молодой жены настоящий шок. День ото дня жизнь полностью менялась, закончилась dolce vita,[2] которой она еще могла наслаждаться в Италии, все увеселения и радости остались в прошлом. Элеонора, очутившись на севере Альп, болезненно ощутила разницу между непривычно суровым настоящим и безмятежно счастливым прошлым. К тому же Фридрих, обладавший тяжелым характером, не помогал молодой жене постепенно освоиться в совершенно новой для нее обстановке. Он, по обыкновению, возвратился в свои личные покои и оставил Элеонору на произвол судьбы. Фридрих относился к жене с участием и даже по-своему любил ее, но он не смог или не захотел позаботиться о ней должным образом.
Эти двое людей, соединенные на годы совместной жизни, обладали совершенно разными характерами, сделавшими невозможным понимание между ними. И все-таки Элеонора всегда пыталась примириться со странностями супруга и сносила частые несправедливые упреки с истинно ангельским терпением: никогда ни на что не жаловалась и молча выдерживала все, даже вещи, казавшиеся ей отвратительными. Поначалу к иноземной принцессе отнеслись скептически, но Элеоноре благодаря ее добродушному нраву очень быстро удалось завоевать всеобщую любовь, и вскоре все поняли, какую великолепную жену выбрал император. Даже сдержанный Фридрих не устоял перед чарами юной жены, и в первые годы их супружества, несмотря на все различия, они казались счастливой парой, хотя император и преследовал Элеонору своей подозрительностью.
Императрица с удивительной мудростью покорялась судьбе, причем ей пришлось отказаться и от многих материальных благ, а это зачастую угрожало ее здоровью и даже жизни. Однажды она ехала в карете из монастыря Святого Креста, где провела молитвенные минуты у смиренных бабенбергских монахов, на купания в горячих источниках Линдерунга, надеясь получить облегчение от мучающих ее недугов. Неожиданно два разбойника преградили ей путь в одной из долин. Почти не взглянув на саму императрицу, они забрали весь багаж до последней вещи. Все, жизненно необходимое для Элеоноры, стало добычей Йорга фон Штайна и Вильгельма фон Пуххайма. Она почти не сожалела о съестных припасах и украшениях, но из-за потери двух дорогих рубашек из тончайшего льна очень опечалилась: у нее их было всего три. Поэтому император Фридрих III пообещал Йоргу фон Штайну не наказывать его, если тот вернет обе рубашки Элеоноры. Разбойник согласился.
Похожая на девочку императрица за пятнадцать лет супружества подарила жизнь шести детям, четверо из которых умерли уже в первый год после рождения. Выжили только дочь по имени Кунигунда и сын Максимилиан. Дети нуждались в ее заботе, на них она перенесла всю любовь, недостающую ей самой. За короткое время, отпущенное ей на развитие и воспитание сына и дочери, она приучила детей к христианскому образу жизни и старалась всеми силами уберечь и защитить их от возможных опасностей. Политическая обстановка, сложившаяся вокруг императора, ни в коем случае не способствовала беззаботной семейной жизни. Элеонора ни от чего не пряталась, в критических ситуациях она держалась мужественно и решительно и поддерживала мужа как могла. При этом Фридрих очень скептично относился к деятельности жены. Он не понимал, как Элеонора, урожденная португалка, смогла не только завести друзей, но и заслужить симпатию врагов. Император, не отличавшийся утонченностью чувств, не постигал влияния красивой женщины на грубых вояк того времени.
