Фигуры в черном удивленно переглянулись, словно не ожидали, что к ним обратятся. Тот, что был постарше, плотный человек с редеющими седыми волосами, нахмурил брови.
— Мессер, а вы знаете, с кем вы заговорили?
Его напарник, парень с худым лицом, пробормотал:
— Откуда ему знать? Ты что, не видишь, что он иностранец?
— В чем дело? Кто вы? — спросил Мишель.
— Мы могильщики, по-тоскански беккини. Обычно с нами никто не заговаривает, а если увидят, шепчут заговор от сглаза.
Мишель улыбнулся.
— Значит, мы занимаемся одинаковым ремеслом. Я врач, служу в магистратуре здравоохранения. Думаю, вы подчиняетесь тому же магистрату.
Лица могильщиков прояснились. Они собирались что-то сказать, но тут раздался грохот ставней. Кто-то с силой растворил окно на втором этаже небольшого двухэтажного дома, и ставни ударились о розовую от потеков соли стену. Из окна высунулась девушка; на ее осунувшемся лице читалось отчаяние.
— Чего вы ждете, почему не входите? — закричала она на могильщиков, — Я уже больше часа, как за вами послала. Брат из-за вас может умереть!
— Как, он жив? — удивился молодой, — Но мы занимаемся только трупами.
Девушка застыла с разинутым ртом.
— Я вызывала врача с помощником, а не могильщиков! Мой муж дышит, с трудом, но дышит. Уходите, прошу вас. Видно, наш слуга решил, что он все равно умрет. Ну, он получит палок по заслугам.
Старший из могильщиков скорчил гримасу, вздохнул и слегка поклонился.
— Извините за беспокойство, мы сейчас уйдем, — сказал он и указал на Мишеля. — Этот человек — врач, может быть, он вам поможет.
— Тогда пусть он войдет, а вы оба уходите, откуда пришли.
Мишель прикинул, что еще очень рано, и вошел в дом. Ему пришлось подняться по шаткой узкой лестнице между стен, покрытых черной плесенью. Девушка в бесформенном балахоне из грубой льняной ткани ожидала его на площадке лестницы перед освещенной дверью.
— Беккини! Этого только не хватало! — в сердцах проворчала она. — Пойдемте, я провожу вас к отцу.
Мишель ожидал оказаться внутри лачуги, а вошел в удобное, даже элегантное помещение. Бархатные занавеси, фламандские штофные обои, серебряные канделябры, дорогая мебель, повсюду много книг и геометрических рисунков, которыми обычно астрологи изображают дома луны.
Мишель остановился посередине первой комнаты.
— Простите, кто мой пациент?
Девушка нетерпеливо на него взглянула.
— Я же сказала, мой отец. Ему действительно очень плохо. — В ее визгливом голосе прозвучала нотка истинной боли.
— А как его имя?
— Какая вам разница? Он известен под именем Пьерио Валериано, но его настоящее имя Джован Пьетро Больцони.
Мишель вздрогнул. Это имя было ему хорошо известно.
— Где он? — спросил он, стараясь не выдать волнения.
— Сейчас увидите, пойдемте.
Мишель вошел в скромно обставленную комнату. Воздух в комнате был спертый, и аромат свечей не мог пересилить зловония. На большой кровати под балдахином, укрытый множеством одеял, утонув головой в подушке, лежал истощенный старик. Он дышал ровно, но хрипло, и одеяло не шевелилось от дыхания. Желтоватые глаза глядели в пустоту. Осунувшееся лицо было бледнее подушки, и длинная белая борода только подчеркивала его смертельную бледность.
Девушка посторонилась, и Мишель в замешательстве подошел к больному.
— Ваша дочь сказала мне, что вы Пьерио Валериано. Меня зовут Нотрдам, Нотрдам из Сен-Реми, что в Провансе. Я хорошо знаю ваши труды.
Ответа он не получил, но глаза больного повернулись в его сторону.
— Я тоже, как и вы, изучал египетские иероглифы, — продолжал Мишель. — Я много занимался Гораполлоном и его комментаторами, но самые блестящие наблюдения — ваши.
Умирающий молчал, но в его мутных зрачках затеплилось понимание. Немного поколебавшись, Мишель решил затронуть самую щекотливую тему.
— Мне известно также, что это вы изобрели «Око», шифр, которым написан труд «Arbor Mirabilis».
Ни он, ни девушка не ожидали, что эти слова произведут такое впечатление. Старик рывком поднялся и попытался сесть. Он выпростал из-под одеяла высохшие руки и протянул их перед собой, словно царапая что-то крючковатыми пальцами.
— Пентадиус! — просипел он слабым, но полным ненависти голосом. — Пентадиус! Это он… Он… убил меня!
При звуке этого имени у Мишеля вырвался крик ужаса. Он обернулся к девушке.
— Человек, который называет себя Пентадиусом, был недавно здесь?
Девушка была потрясена, и, когда ей удалось ответить, голос с трудом прошел сквозь сдавленное горло.
— Да, несколько дней назад он приходил к отцу. Очень странный человек. Он… Я бы сказала, страшный…
Мишель обнял старика за костлявые плечи и силой заставил снова лечь. Потом натянул ему одеяло до самого горла.
— Послушайте, мессер Пьерио. Пентадиус — врач и специалист по травам. Он вам не прописывал какого-нибудь средства собственного изготовления?
— Да, да! — Умирающий раскрывал беззубый рот, но слова выходили с усилием, словно все мышцы лица отказали. Язык ворочался с трудом, — Пилозеллу… и белену. Но это лекарство не лечит, оно убивает!
— Господи боже! — воскликнул Мишель и быстро спросил у девушки: — Осталось у вас еще хоть немного этого отвара?
Она кивнула и взяла с конторки маленький пузырек, обернутый в пергамент. Мишелю было достаточно повертеть его в пальцах.
— Содержание белены сильно завышено. Это чистый яд, — передернувшись, прошептал он, — Пентадиус стремится избавиться от создателя «Ока». Но почему он не использовал что-нибудь попроще?
Он вернул флакон девушке и наклонился над стариком.
— Мессер Пьерио, вам, случайно, не снились странные сны, не было ли кошмаров или видений?
Рот старика наполнился слюной, которая рекой сбегала на подушку. Он закрыл глаза.
— Он вернулся, — пробормотал старик, и внутри у него что-то заклокотало.
— Кто вернулся?
— Ульрих… Ульрих из Майнца.
У Мишеля перехватило дыхание. Волна ужаса захлестнула его, по телу пошли мурашки.
— Откуда вы знаете? — спросил он, стараясь унять дрожь в прыгающих губах.
Старик, казалось, его не слышал и ответил невпопад:
— Берегитесь… котов, ходящих на задних лапах. Они предвещают… последнюю встречу… с Ульрихом.
— Но это не голос моего отца! — с тревогой вскричала девушка.
— И берегитесь, — продолжал Валериано, — лавки сапожника. Коварство, козни и интриги. Вам хотят причинить зло, чтобы добраться до Ульриха.
С Мишеля катился пот. К беспокойству примешался нарастающий страх.
— Лавка сапожника? Не понимаю вас!
— Спросите сахара, венецианского сахара. Дробленного в масляном прессе.
Бессвязные слова старика были прерваны таким приступом кашля, что по бороде у него побежала струйка крови. Девушка вскочила, чтобы поддержать ему голову, и враждебно взглянула на Мишеля.
— Вы сказали, что вы врач? Так сделайте что-нибудь или убирайтесь отсюда!
Мишель был в таком состоянии, что не сразу смог выдавить из себя хоть слово. Наконец сипло пробормотал:
— Не знаю, существует ли противоядие. Попробую белладонну. Есть поблизости аптекарь?
Девушка его не услышала. Она прижимала к груди голову отца, который продолжал харкать кровью. Мишель немного помедлил, потом, овладев собой, быстро выбежал из комнаты. Он бегом скатился по лестнице, рискуя споткнуться, и выскочил на улицу.
Улицы были еще пусты, хотя солнце уже поднялось высоко. Он побежал наугад в поисках аптеки, совсем забыв, что нынче воскресенье и многие лавки закрыты. Наконец он оказался на довольно просторной площади, с изящным фонтаном посередине. Навстречу ему стали попадаться прохожие, спешащие к мессе, и магазины начали открывать ставни. Он увидел вывеску с бронзовой змеей, обвившейся вокруг креста, и устремился туда.
Душевная дрожь унялась, но он по-прежнему был сильно взволнован. Ульрих вернулся! Наверное, он привиделся Пьерио Валериано в бреду, который вызвали пилозелла и белена, смешанные в смертельной пропорции. Похоже, методы Пентадиуса и его наставника мало изменились за годы, прошедшие с проклятой ночи в Бордо. Рано или поздно, а эти двое начнут его искать.