В каюте оба партнера некоторое время сидят молча.

— Дело это непростое. Нужно заключить с вами своего рода соглашение, — начинает Генри Викхэм, — в том случае, конечно, если мое предложение придется вам по душе. У меня есть груз, его надо доставить в Лондон… Ведь вы идете в Лондон?

— Да, сэр, — говорит капитан. — Что это за груз?

— Он не здесь, да и вообще в данный момент у меня его еще нет. Его можно было бы приготовить, скажем, недели через три-четыре, в нескольких сотнях километров отсюда вверх по реке. Не исключено, что это получится неделей раньше или позже, не могу сейчас точно сказать. Главное, чтобы вы не были связаны другими делами. Я зафрахтовал бы пароход на все это время.

Вильсон смеется.

— Ну, это-то проще всего. Такие предложения нашему брату делают не каждый день.

— Подождите… Нашу сделку нужно будет хранить в тайне от всех, на первых порах и от команды, даже от ваших помощников и штурмана. Вам придется недели две поплавать по Амазонке, а потом подняться вверх по Тапажосу до места, которое мы с вами еще согласуем. Я поеду вперед на лодке и буду ждать вас там.

— Почему никто не должен знать об этом?

— Могут быть неприятности.

Взгляд капитана становится внимательным.

— Короче говоря, — выпаливает Генри Викхэм, — мой груз — семена каучукового дерева.

Вильсон медленно поднимается, закладывает руки за спину и начинает ходить взад и вперед по тесной каюте. Лоб его нахмурен. Вокруг рта легли глубокие складки.

— Так вот оно что, семена каучукового дерева, самая настоящая контрабанда, будь она проклята! — выдавливает он после долгого молчания, остановившись перед плантатором и пристально оглядывая его. — Это грозит смертном казнью! Вам это известно?

— Каждый ваш помощник на судне получит премию в сто фунтов. Суперкарго — двести фунтов. Капитан…

Генри Викхэм на секунду задумывается и роняет:

— Тысячу фунтов.

Вильсон только свистит сквозь зубы. Потом поворачивается и снова начинает мерить каюту от одной стенки к другой. Его шаги звучат, как глухие удары.

От острова Тапара доносится рев гудка. К Сантарену подходит еще один пароход. По каюте тянет ветерком. Капитан подходит к иллюминатору и закрывает его.

— Так, так. Значит, тысячу фунтов, — говорит он, снова поворачиваясь к плантатору. — Ведь мы рискуем головой! А мои пароход — если бразильцы пронюхают об этой истории, они, конечно, конфискуют его.

Помолчав немного, он неопределенно хмыкает что-то себе под нос. Теребит свою густую седую бороду. И наконец поднимает голову.

— Ну что ж, по рукам!

Генри Викхэм уточняет:

— Половину премии я вручу вам под расписку сегодня же вечером. Вторую половину получите, как только мы благополучно пройдем проверку в Белене. Согласны?

Вильсон кивает.

— Нам придется обо всем договориться сейчас же, здесь, на месте, — прибавляет Викхэм. — Я не хочу больше показываться на вашем судне, это может броситься в глаза…

— Уточним сроки!

— Отправляйтесь сначала вниз по течению, чтобы не вызвать подозрения. Как я уже говорил, ходите по Амазонке четырнадцать дней. Потом поднимитесь вверх по Тапажосу. Сейчас у нас начало мая…

Викхэм на минуту задумывается.

— Скажем, тридцатого мая, — говорит он. — Тридцатого мая станете на якорь, капитан. Река судоходна на довольно большом участке. Так что тут у вас все должно пройти гладко.

Вильсон спрашивает:

— А где бросать якорь?

— На юге, у Итаитубы; это индейское селение, не очень большое, расположено на правом берегу. Отсюда до него круглым счетом двести пятьдесят километров. Да вы, вероятно, знаете Итаитубу.

— Да, сэр.

— Вот там и встретимся, — говорит Генри Викхэм.

Уже на следующее утро «Амазонка» поднимает якоря и уходит на север, в сторону Великой реки. Негритята стайкой бегут за ней по берегу, что-то кричат и приветственно машут. На палубе парохода безлюдно. Широкие волны медленно выползают из-под бортов и катятся к берегам. Дети один за другим останавливаются. У них на глазах судно быстро исчезает в легкой пелене тумана, покрывающей реку.

В это время Генри Викхэм, сидя у себя в кабинете, обращается к Мигело:

— Вызови несколько человек и снесите в лодку весь багаж — чемоданы и мешки. Быстро! Не забудь веревки и проверь весла. Чтобы завтра в пять утра лодка в полном порядке была у причала!

— В пять утра, — повторяет Мигело.

— Я буду в отъезде долго, может быть, несколько месяцев. Нужно по-прежнему каждый день отправлять два пакета с семенами орхидей. Сопроводительных писем я составил достаточное количество, вот они…

Он показывает на стол, где высится целая кипа писем.

— Деньги лежат здесь, в ящике стола.

Мигело берется за соломенную шляпу, из-под которой свисают длинные пряди его черных волос, снимает ее, смущенно вертит в руках и спрашивает:

— Сеньор Вигджем не вернется сюда?

— С чего ты взял? Если я не приеду через шесть недель, — я еще не знаю точно, когда освобожусь, — то, значит, я отправился на Мадейру. Людей с лодкой я пришлю сюда, а сам приеду позже. Так и говори всем, кто будет обо мне спрашивать, и во что бы то ни стало отправляй пакеты с семенами, понял?

— Si.

— Хорошенько ухаживай за моими растениями.

— Si, сеньор.

Проходит день.

На рассвете лодка отчаливает от берега, огибает водоворот и, на секунду застыв на месте, устремляется навстречу широкому течению. Пять индейцев равномерными движениями поднимают и опускают весла. Небо залито тусклым сиянием. Рыбы поблескивают серебряной чешуей у самой поверхности воды. На носу лодки между ящиками, тюками и чемоданами сложено шестьдесят пустых мешков. На корме за рулем сидит Генри Викхэм.

В середине XVIII века несколько отрядов индейцев племени мундуруко проникли в леса вдоль реки Тапажос, истребили обитавших там индейцев маура, обосновались на берегах реки и в течение десятилетий вели ожесточенную борьбу с португальцами, продвигавшимися с юга на вооруженных пушками судах.

Мундуруко, жившие земледелием, охотой и рыбной ловлей, долгое время сохраняли свою независимость. Еще во второй половине XIX века на реке Тапажос были деревни, жители которых враждебно встречали путешественников.

Одной из таких деревень была Итаитуба.

— Что нужно этому белому в нашем лесу?

— Неужели он собирается остаться здесь?

— Еще один обманщик! Не жди от него ничего хорошего!

Уже несколько дней воины Итаитубы следят за чужеземцами, приехавшими на лодке с низовий и поселившимися в хижине на окраине деревни.

— Они ищут деревья с желтыми цветами!

— Зачем они рубят их? Зачем собирают коричневые зерна?

Генри Викхэм чувствует, что жители селения не доверяют ему. Вместе со своими индейцами он добрался сюда от Сантарена по реке за девять дней. Прибыв в Итаитубу, где бывал и раньше, он щедро оделил знакомых ему темнокожих бусами и яркими желтыми и синими платками. Но добился этим лишь того, что ему и его спутникам молча предоставили свободную хижину.

На следующее утро они направились в лес, прорубили ножами-мачете тропинки в зарослях, наткнулись на толстые, опутанные лианами каучуковые деревья, перерезали лианы, срубили деревья и принесли из хижины мешки, чтобы наполнить их мхом и серо-желтыми, пятнистыми семенами гевеи.

К вечеру третьего дня в их хижине лежало уже десять полных мешков.

Изо дня в день их становилось все больше. Утром, когда они, вооружившись топорами и веревками, уходят в лес, двое остаются в деревне, чтобы стеречь хижину и спрятанную в прибрежном тростнике лодку. Из воды, муки и вяленого мяса они варят в железном котле пищу для всех. К обеду люди возвращаются из леса взмокшие, изнемогая и задыхаясь под тяжелой ношей.

После грозы, которая ежедневно в одно и то же время разражается над рекой, двое остававшихся утром в хижине рабочих следуют за плантатором в мокрые, гудящие от москитов заросли.