— Почему же вы возитесь с этим каучуком, если ничего на нем не зарабатываете?

Помолчав, Рейеш отвечает:

— Это, конечно, чепуха. Кое-что я все-таки зарабатываю. А торговать все равно чем-то нужно.

Англичанин, посасывая трубку, качает головой, возражает Рейешу.

— Что вы сказали? — переспрашивает тот. — По-португальски вы еще… Гм, вы ведь недавно в этой стране.

Англичанин объясняет:

— Я сказал — ошибаетесь! Я не торгую. А тоже живу…

— Еще бы! Чиновник лесного управления в Гондурасе, не так ли? У вас постоянное место. А у меня?

С реки слышится звон гитары. К нему примешиваются пьяные крики и женский визг. Рейешу это знакомо: в притоне Хосе Эставана сборщики чайного листа и каучука прощаются с Санта-Кларой.

— Возьмите хоть этого Бенито, — говорит он, снова обращаясь к англичанину, — этого парня, который только что был здесь! Тоже уже пьянствует у Эставана. А мне придется кормить его жену! Теперь она будет жить в моем доме и есть мой хлеб. Ее мужа я снарядил, чтобы он мог отправиться в лес. Так приходится выручать многих, у кого нет своей лодки.

Он пожимает плечами.

— И все они идут пьянствовать к Эставану…

Он умалчивает о том, что сам советует каждому из них навестить этого дьявола-искусителя и что каждый реал, который они там пропивают или отдают больным и изможденным девушкам за их услуги, возвращается в его карман, ибо Хосе Эставан состоит у него на службе и управляет этим притоном.

— А где уверенность, что они вернутся? Многие гибнут в болотах, и приходится терпеть убытки. Теряешь все — лодки, ружья, снаряжение! — добавляет Рейеш.

— И часто так случается?

— Ну, если люди выезжают отсюда уже с лихорадкой, как этот Бенито…

Он быстро поправляется:

— Заранее ведь не узнаешь. Да и почти все они здесь больны.

Англичанин зевает. Потом поднимается, выколачивает трубку о каблук и говорит:

— Well. Пройдусь еще немного. До вечера!

Самон Рейеш провожает его взглядом. Тяжело поднимается. Сухие бамбуковые стволы, заменяющие пол, трещат под его шагами, когда он направляется в заднюю часть дома, к комнате, где он спит. Останавливается у узкого окошка и пристально рассматривает женщину, лежащую в гамаке. Она приподнимает голову, встречается с ним взглядом, отводит глаза.

— Уезжает твой Бенито, — говорит Рейеш.

Подходит ближе.

— Я дал ему денег. Сейчас он пропивает их.

Женщина плотнее закутывается в одеяло, остаются видны только голые распухшие ноги.

Рейеш проводит языком по пересохшим губам.

— Послушай, — хрипит он. — Ты чертовски смазливая бабенка! Таких здесь не часто увидишь!

Хохочет.

— Я подарю тебе платье! С лентами и шарфом!

Он протягивает к ней руку. Женщина в ужасе отшатывается от него. Рейеш снова смеется.

— Вот оно что, так мы испугались…

Он заглядывает ей в глаза.

— Брось! У меня тебе будет неплохо. И не так уж много мне от тебя нужно — не так уж много!

Рубаха распахнута на его широкой волосатой груди. Он сопит.

— Ну, ты! Не вздумай устраивать фокусы…

Его губы кривятся в жестокой усмешке.

— Со мной шутки плохи!

Женщина сидит совершенно неподвижно. Только на ее шее под тонкой нежной кожей бешено бьется маленькая голубая жилка.

Когда Бенито возвращается из леса, англичанина Генри Викхэма уже давно нет в колонии, о сваи домов Санта-Клары опять плещется бурный черный поток.

Сидящий в своей «конторе» Самон Рейеш поднимает голову, услышав звук открывающейся двери.

— Господи! — вырывается у него. — Это ты! ты! — Он смотрит на Бенито, словно тот на его глазах встал из гроба.

Бенито подходит к тюку, лежащему у стены, и садится. Голова его падает на грудь. Он тяжело дышит.

— Привез что-нибудь? — спрашивает наконец Рейеш.

— В лодке, сеньор.

Рейеш отодвигает выцветшую засаленную тетрадь, в которой он только что сверял записи.

— Так, — говорит он, приходя в себя. — Пока что сбор недурен. Тридцать полных лодок! И хороший, очень хороший каучук! Мало примесей — мало земли и песка. Я тебе говорил, когда ты уезжал: главное для меня качество! Мой каучук считается самым лучшим. Уж от этого я не отступлю!

Наконец они выходят на причал, пристроенный к задней стене дома. Рейеш оглядывает неуклюжее суденышко из древесной коры, болтающееся на веревке и прибиваемое течением к сваям.

— Это не моя лодка!

— Случилось несчастье, — объясняет Бенито. — Попал в быстрину. Лодку разбило о скалы. Клянусь мадонной! Я почти все спас. Только ружье…

На мгновенье он замолкает, потом продолжает:

— Я срубил пальму и выдолбил из ствола челнок. Три месяца он нес меня по воде, сеньор, я перетаскивал его по земле, когда нужно было обойти пороги. Плохое это было время. Приходилось спать прямо на земле и каждый вечер собирать много хворосту. Ведь огонь прогоняет насекомых… Да, сеньор, москитную сетку и гамак я тоже не смог спасти…

Рейеш рассматривает серые куски каучука, которыми почти до половины заполнена лодка. Свою цилиндрическую форму они приобрели от консервных банок, которые Бенито брал с собой, чтобы собирать в них сок каучукового дерева.

— Я не очень сильно коптил каучук, — говорит Бенито. — Не сомневайтесь, сеньор, вы будете довольны.

В наступившую тишину врывается пьяный хохот сборщиков чайного листа и каучука, вернувшихся недавно из лесов; они снова сидят в притоне Хосе Эставана, чтобы в объятиях больных женщин забыть о товарищах, навсегда оставшихся в лесу, и отдохнуть от долгой, изнурительной работы, опрокидывая плохую водку стакан за стаканом и устраивая дикий шум. Заработанные ценой голода и страданий деньги, ради которых они уходили в лес, надеясь разбогатеть и выбраться из этих краев, поселиться где-нибудь подальше на севере, на западе или на юге, засеять небольшой участок кукурузой, купить несколько свиней, овец и кур и никогда больше не возвращаться в душный смертоносный лес, — эти деньги многие пускают на ветер за одну-единственную ночь.

— Пропойцы! — презрительно роняет Рейеш. — Развратники! Свиньи!

Бенито спрашивает:

— Где Сара?

— Ей было хорошо у меня.

Рейеш смеется.

— Понимаю. Тебе не терпится…

В доме они встречают индейского мальчишку, который пытается проскользнуть мимо. Рейеш останавливает его.

— За домом привязана лодка, — говорит он. — Отведешь ее к большому складу и скажешь Диего и Рамону, чтобы они ее разгрузили. Пусть сосчитают, сколько там кусков. И смотри там, поосторожнее! Если перевернешь лодку, никто каучука из воды не вытащит, а отдавать его рыбам у меня нет никакого желания. Ну, быстро!

Сара сидит посреди тесной каморки в задней части дома, перед ней груда рубах, она чинит одну из них. Взгляд Бенито устремлен на ярко-красное платье, в которое она одета. Он впервые видит его.

Рубаха падает у нее из рук. Она вскакивает.

— Сара!

Женщина пятится от него.

— Ты узнаешь меня?

— Да, конечно!

Она бросает взгляд на дверь, потом медленно опускает голову.

— Ты меня испугал, — шепчет она.

Он тяжело дышит.

— Мне повезло. Мы получим деньги — много денег!

Вдруг она вырывает у него свою руку.

— Ты рада?

— Да, конечно!

Бенито видит, что она вымученно улыбается и снова посматривает на дверь. Оттуда доносится строгий голос Рейеша:

— Ну, хватит. Надо заняться подсчетами.

Бенито проходит за ним в «контору». Рейеш садится за грубо сколоченный стол, кладет перед собой одну из тетрадей, долго роется в ней, наконец отбрасывает, достает другую и раскрывает ее.

— Вот! — произносит он наконец. — Ты привез лодку каучука. Получишь за это двести мильрейсов.

— Пресвятая дева! Теперь я богатый человек!

— Вычтем десять мильрейсов аванса и расходы, которые я понес из-за тебя, платье для твоей жены, еда…

— Разве она не работала на вас? — спрашивает удивленный Бенито.