Это была последняя дислокация батальона.

…Вскоре Давыдова остановилась возле контрольного столба, на котором висели провода армейской линии связи, достала из сумки тетрадь с начерченной Ляховым схемой.

— Ну что там, младший сержант? — спросила Рая Лубенская, не имея возможности заглянуть через плечо Давыдовой в тетрадь. Тяжелая катушка кабеля так согнула ее тоненькую фигурку, что девушка казалась горбатой. — Еще далеко?

— Скоро дойдем, километра три осталось.

— С гаком?

— А как же без него? — устало улыбнулась Зина, вытирая пилоткой лицо. — Ничего, девоньки, дойдем.

Люба Малявина тихонько, чтобы не услышал начальник поста, выругалась.

Давыдова закрыла тетрадь и положила ее в сумку.

— На развилке отдохнем, пошли!

И снова по жаркой дороге, мимо седых от пыли кустов, зашагал маленький отряд…

Через час, когда солнце поднялось в зенит, девушки оказались на развилке. Дорога, по которой они до сих пор шли, круто поворачивала вправо и вверх, а прямо перед ними, низиной, побежала другая — узенькая, поросшая полынью и травой. Она вела в село, крайние домики которого настороженно выглядывали из-за невысокого бугра, словно подкарауливали всех, кто ехали сюда из города.

— Привал! — скомандовала Давыдова. — Отсюда потянем шлейф.

Девушки, покряхтывая, как старушки, сняли с себя ношу; с наслаждением потягивались, распрямляли спины, потом уселись на траву.

— А что там вверху? — спросила Зара, оглядывая гору, у подножия которой они остановились.

В нескольких сотнях метров от них, за желто-красными зарослями, пряталась белая стена. За ней вздымалось, тоже белое, строение с колокольней.

— Церковь! Нет, монастырь, наверно, — догадалась Люба.

Несмотря на усталость, девушки поднялись, с интересом осматривали каменную стену, монастырь, который будто навис над долиной и селом.

— Товарищ младший сержант! Мы на минуточку! Только посмотрим.

— Успеете насмотреться, — буркнула Давыдова, но разрешила. — Только не лезьте куда не положено, — крикнула им вдогонку, — и через десять минут чтобы были тут, потянем линию.

Девушки поднялись по крутой дороге к стенам монастыря. При их приближении две монахини, которые давно с любопытством следили за невиданным отрядом, испуганно бросились к воротам. Люба Малявина, заложив пальцы в рот, звонко свистнула и махнула рукой, приказывая им остановиться.

— Ты что! — дернула ее за руку Зина. — С ума сошла? Не хватает нам только свистеть под монастырскими воротами.

Люба, словно не слыша замечания, подошла к темным фигурам. Монашки послушно стояли, склонив головы вниз и сложив руки в привычном набожном жесте. Бледно-желтые лица, обрамленные белой гофрированной повязкой, на которую накинут большой черный платок, потупленный взгляд — живое воплощение покорности.

Зине даже жалко их стало — такими несчастными, забитыми они ей показались.

— Глядите, девчата! Ведь наш монастырь! Девичий. Записывайся кто хочет! — закричала Люба. — А монашки какие чудные!

Она с комическими гримасами оглядывала монашек, даже обошла их вокруг.

Те, понимая, что чужая девушка в полумужской военной одежде ведет разговор о них, терпеливо ждали, когда им позволят спрятаться за монастырские стены.

Загорелые, налитые силой советские девушки продолжали с интересом разглядывать странные для них фигуры.

Люба протянула руку, дотронулась до плеча молодой монашенки, которая стояла ближе к ней. Монашенка испуганно вздрогнула.

— Ну хватит тебе. Люба, хватит, — строго прикрикнула Зина. Подойдя к черным фигурам, как могла, выразительно сказала:

— Пофтиць, фэтэлор. Мерджэць акасы![12]

Монашки только и ждали этого, — словно по команде, быстро перекрестили девушек и проворно шмыгнули в калитку.

— Тю-ю! — протянула Люба. — Вот так да! Причастили нас…

Все дружно рассмеялись.

— Представляю, как им там!..

— Я бы повесилась, если б меня сюда заперли.

— Хуже гауптвахты.

— И как они там живут?

— Видно, и правда верят, что это спасение души.

— Эх, глупые, да и только!

— А может, им некуда деться?

— Да ну! Просто так их с детства воспитали. Вот и все! — И Люба лихо залилась свистом, прыгая вниз по камням, мимо кустов, обсыпанных красными ягодами…

Внизу Давыдова, прислонившись спиной к контрольному столбу, крепила железные когти к своим сапожкам.

— Ну-ка, девчонки, подайте конец кабеля, нож и плоскогубцы! — закричала она.

Зина кинулась к сумке с инструментом, Рая и Люба смотали с катушки несколько метров кабеля.

— Ну что, увидели там бога? — спросила Давыдова, улыбнувшись.

— Да ну его, этот монастырь! — коротко ответила Зина.

Давыдова обвязала себя и столб ремнем и стала медленно подниматься вверх. Через несколько минут она уже орудовала возле изоляторов, делая скрутку. Закончив работу, так же неторопливо спустилась вниз.

— А у меня, как заберусь на столб, дыхание захватывает и голова кружится, — с завистью сказала Люба.

Давыдова улыбнулась:

— А если б тебе пришлось влезть на Красноярские столбы? У нас там знаешь какая высота? Заберешься на самый верх — пароходы да Енисее точно букашки…

— А сорваться вниз можно?

— Чего доброго!.. Тогда и костей не соберешь, — спокойно ответила Давыдова.

— Поэтому вам никакая высота не страшна, что вы привыкли, — заискивающе сказала Люба.

Младший сержант Давыдова подключила к шлейфу аппарат и сделала вызов. Бойцы притихли.

— «Дон»? Докладывает Давыдова. Прошу седьмого.

— Вот добрая штука телефон! Просто полюбила его, — не утерпела Люба. — Вернусь домой, пойду в техникум связи. Ей-богу, пойду…

Екатерина сердито махнула на нее рукой.

— Товарищ седьмой! Докладывает Давыдова. Подключились. Как слышите? Хорошо?.. Что у нас?.. Все в порядке… Есть. — Она положила трубку в коробку и отвинтила клеммы от проводов.

— Вот мы и на новом месте. Доложили, что живы, — значит, пора начинать боевую работу. Ясно? Потянем линию на северо-восток, мимо села, вон на тот холм, к опушке леса, — показала она рукой. — Кабеля у нас маловато. Будем вести воздушный шлейф напрямик, где сумеем — подвесим на деревья. Чайка! Разматывай первую катушку!

Передав дежурство старшему лейтенанту Капустину, Андрей не спеша вышел из оперативной комнаты во двор. Остановился на крыльце, глубоко вдохнул чистый воздух.

Уходить с БП не хотелось. Карта Румынии с начерченной по ней квадратной сеткой, покрытая условными обозначениями наблюдательных постов, зенитных батарей, аэродромов истребительной авиации, виделась Андрею и здесь, словно расстелилась по двору у его ног. Он уже не мог жить без оперативной работы. В минуты, когда на БП по сигналу «Воздух» все приходило в движение, Андрей весь загорался. По одному его слову, брошенному в телефонную трубку, на всех линиях связи прерывались другие команды и разговоры; как сказочный богатырь, переступая через города и села, реки и горы, он сразу проникал в любой район страны; его руки доставали за сотни километров, подымались в высокое небо, брали стервятника за горло и сбрасывали вниз. В такие минуты Андрей словно сливался в общем порыве с сотнями солдат наблюдательных постов, с артиллеристами, с пилотами, взлетевшими по его сигналу, и всего его охватывало звенящее чувство силы. Он любил это чувство. С улыбкой вспоминал теперь свою солдатскую обиду, что в разгаре войны попал в войска, никогда не ходившие в атаку на фашистские дзоты…

Но вот сутки закончились, и нужно было идти отдыхать. Солнце уже клонилось к далеким горам, освещало их высокие, кудрявые, в зарослях ели и пихты, вершины. Ели, росшие вокруг дома, бросали под ноги причудливое синеватое кружево теней. В углу двора весело пыхтел движок; пробиваясь сквозь его шум, визжала динамомашина радиостанции, оборудованной во флигеле особняка.