— Не надо! — опередил ее Аксенов. Он сам шагнул к пирамиде и взял винтовку. — Снимите ремень!
«Арестовали!» — поняла Зина.
— Почему стоите? Разве не ясно сказал? Снимайте ремень!
Онемевшими, непослушными пальцами Зина начала дергать свой солдатский ремень. А он, как нарочно, не хотел расстегиваться. Зина нервничала, тянула конец не в ту сторону и уже готова была разрыдаться. Рая, которая тихонько надела под одеялом юбку, соскочила с нар и помогла подруге.
— Дайте сюда! — Аксенов протянул руку.
Чайка сквозь застлавшие глаза слезы увидела перед собой его широкую ладонь и положила на нее ремень. Аксенов свернул его кольцом, спрятал в карман просторных брюк.
— Пошли!
Зина, подхватив за лямки правой рукой мешок, в левую взяла шинель и виновато прошептала девушкам:
— Прощайте!
Гнетущее молчание было ей ответом.
Красноватый диск заходящего солнца еще с вечера предвещал непогоду. Ветер поднялся сразу, как только спустилась ночь, и теперь сгонял вместе нависшие тучи, свистел между буграми, пригибал к земле высокую траву. Он набросился на Зину, когда девушка вышла из землянки, ударил в лицо, пузырем надул неподпоясанную гимнастерку. На площадке, возле котлована наблюдателя, стоял вездеход Моховцева. Его брезентовый верх был плотно натянут и дрожал под напором ветра.
Рая и Зара вслед за Давыдовой выбежали из помещения. Холодный ветер рвал на них юбки, хлестал по открытки плечам и босым ногам. Рая не выдержала, подбежала к машине и, дрожа всем телом, прижалась к Зине, поцеловала.
— Садитесь! — приказал Аксенов.
Зина покорно забралась на твердое заднее сиденье и забилась в угол. Сержант сел рядом с шофером.
— Когда будет замена? — спросила Давыдова.
Аксенов пожал плечами, мол, мы люди маленькие, ничего не знаем.
— Пришлют… Ну, поехали! — скомандовал он шоферу.
Из низко нависшей над землей тучи сверкнула молния. Зина невольно втянула голову в плечи. И тут же раздался такой могучий удар грома, будто треснули сразу и земля и небо.
— Начинается, черт бы его забрал!.. — выругался Аксенов, когда гром откатился. — Давай, друг, нажимай быстрее!..
«Начинается! — мысленно повторила за ним Зина. — Начинается новая страница жизни. А может, и не будет больше никаких страниц?»
Внизу, у подножия холма, им встретился всадник. Шофер остановил машину. В свете фар Зина узнала лейтенанта Ляхова, спешившего на пост.
Свесившись с коня, Ляхов что-то спросил у Аксенова. Сержант кивнул головой в глубь машины.
Зина увидела, как Ляхов с досадой махнул рукой и потом сразу растаял во мраке ночи.
Не успели они съехать в долину, как полил ливень. Шофер включил «дворник», и по ветровому стеклу равномерно заскользила резинка, стирая капли дождя, крупные как слезы.
В машине было темно и душно. Зину подбрасывало на выбоинах дороги, но она на это не обращала внимания.
«Начинается! На-чи-на-ет-ся! — назойливо вертелась в голове девушки одна и та же мысль. — Начинается!»
2
С той минуты как в батальоне узнали, что сбит не фашистский самолет, а «боинг» союзников, Андрей Земляченко не мог найти себе места. После отбоя он ушел в офицерское общежитие, лег в постель и закрыл глаза, будто спит. Но когда товарищи уснули, Андрей тихонько оделся и побрел в ленинскую комнату. Там он сел у стола с газетными подшивками, подпер голову руками и как каменный неподвижно сидел, дожидаясь возвращения из Бухареста комбата.
Узнав от Сазанова, что сержант Аксенов поехал за Зиной, Андрей уже не мог усидеть в комнате. Тяжелыми шагами мерил он молчаливые коридоры старинного боярского особняка, выходил на крыльцо, не обращая внимания на дождь, который попадал под навес, тревожно вслушивался в ночь.
Время от времени в порывах ветра, в шума дождя слышалось ему ворчание автомобильного мотора, а иногда и совсем невероятное: Зинин голос, женский плач, какая-то мольба.
Он стоял под дождем, пока не убеждался, что все это ему мерещится, и угрюмо возвращался в дом.
Виделось Андрею и строгое лицо командира, который приказывает арестовать Зину. Какой он был дурак, когда приревновал ее к капитану! Ведь отдать такой приказ, так спешить с арестом мог только совсем равнодушный к ней, даже враждебно настроенный человек… Теперь ее будут судить, наверняка будут судить!
Однажды, еще в училище, Андрей присутствовал на заседании военного трибунала. Рассматривалось дело курсанта-часового. Усталый, согретый ласковой летней ночью, часовой задремал возле душистой скирды сена. Проснулся он от сильного жара, яркого света, но было поздно: горел фуражный склад…
Обвиняемый — молодой круглолицый парень — растерянно смотрел в землю, бросал тревожные взгляды на судей. Не зная, куда деть руки, он то мял пилотку, то опускал их, вытягиваясь «смирно».
Заседание, проходившее на территории училища, возле места пожара, продолжалось недолго: председательствующий зачитал материал обвинения, подсудимый кратко ответил на вопросы.
— О чем просите суд? — спросил председатель.
— Пошлите в бой! — произнес парень. — Дайте возможность кровью искупить вину…
На месте того юноши-курсанта Андрей видел теперь Зину. Ее большие глаза смотрели не на судей, а на него, увеличивались, ширились, приближались и расплывались в дождевом мраке.
Может, они хотели сказать, эти глаза, что и он виноват, и он должен стать рядом с ней… Нет, не рядом. Он заслонил бы ее от любой опасности, стал бы вместо нее. Но разве разрешат?!
А может, еще и не станут ее судить? Чего с человеком не бывает! Ну, ошиблась… Но ведь она хотела уберечь промыслы…
Можно ошибиться, когда решаешь школьную задачу, когда рассматриваешь силуэт на занятиях, но так ошибиться!
Там же, в самолете, были люди, которые, наверное, погибли. Пусть они не с Полтавщины, не из привольных российских краев, но они перелетели океан, чтобы бить фашистов, и вдруг погибли. Почему, из-за кого?
Да. На посту стояла она. Наверное, о чем-то размечталась. Задумалась. Потом вдруг опомнилась. У нее были считанные секунды. Не успела распознать.
И о чем она мечтала? Над чем задумалась? Почему забыла о войне?.. Может, о нем думала, об их будущем?..
Какое будущее? Нет, его сейчас не радует, если даже о нем думала…
Возле ворот засигналил автомобиль Моховцева. Андрей вскочил как ужаленный и выбежал под дождь. Остановился на полдороге. Забрызганный грязью «козел» въехал во двор.
Лейтенант со страхом смотрел на мокрый, еле видный в мигающем свете фонаря кузов машины. Слышал, как Аксенов рапортует дежурному по части техник-лейтенанту Сазанову.
А вот и Зина. Он не мог разглядеть ее, только угадывал в темноте дорогие черты.
Зина натянула на плечи шинель. Начальник караула сержант Чекалин тоже выбежал к машине и повел девушку в подвал дома.
Отдельной гауптвахты в батальоне еще не оборудовали и поэтому решили держать Зину в маленькой комнатке рядом с караульным помещением.
Андрей шел за ними на расстоянии. Подойти поближе, заговорить — не решился.
В эту ночь в штабе батальона не спал еще один человек — именно тот, по приказу которого привезли Зину.
Капитан Моховцев, полуодетый, без кителя, в расстегнутой нательной рубахе, совсем не похожий на того комбата, каким его знали в части, сидел, сгорбившись, на узенькой кровати.
Много передумал в эту ночь капитан.
Сколько раз в своих неспокойных снах он вытаскивал эту девушку из огня, заслонял от осколков! Сколько раз и наяву мерещилась она, но капитан усилием воли отгонял эти видения…
Появление молодого лейтенанта, сразу влюбившегося в Зину, ускорило события. Однажды на посту ноль девять капитан очень робко попробовал обратить на себя внимание девушки. Из этого ничего не вышло. Она не поняла его или сделала вид, что не поняла… И вот наконец этот трагический случай — но он не может ее спасти, не может преступить закон… Тогда, на посту, он сказал ей: «Если у вас будут затруднения, звоните прямо мне…» А теперь должен до конца выполнить обязанности командира.
