— Не только земские чины протестовали и грозили сложить с себя ленную присягу, но и Иоганн Фридрих обжаловал Эрнста перед императором, а переднюю Померанию, из-за фамильных интересов, осадил войсками.

— Междоусобная война из-за этой женщины! Очень мило!

— К счастью, до этого не дошло, Квинцов убедил герцога не навлекать на себя такого позора, так что Сидония осталась только его любовницей. Однако, кто это подъезжает верхом? Клянусь Богом, это мой брат, штеттинский канцлер!

Радостно и искренно было свидание. Бото отдал своего коня конюху, сел в экипаж к супругам, и при радостных восклицаниях крестьян они прибыли в Кремцов. Вечером разговор опять коснулся раздоров в герцогском семействе.

— Знаете ли, чем кончилось все это? — спросил канцлер фон Эйкштедт. — Женщина эта окончательно свела с ума Эрнста Людвига. Поговаривают, будто государственные чины хотят объявить его неспособным к правлению, назначить над ним опеку, а правление Померанией поручить Иоганну Фридриху или принцу Барниму. Сидония в сообществе с какой-то колдуньей, Иреной, занимается бесовскими делами.

— Иреной? — спросил Леопольд. — А я слышал, будто она занималась тем же с мавританкой Хадой дель Оедо.

— Герцог Иоганн Фридрих поклялся, что если кто-либо из них, она или сама Сидония, попадутся ему в руки, то он накажет их по всей строгости уголовных законов.

— Тогда будет отомщен мой брат, — сказал Леопольд. — Впрочем, женщина эта недостойна, чтобы о ней вспоминали честные люди.

В тот день, когда Леопольд и Анна приехали в Кремцов, в Штеттине случилось нечто необычное. Какой-то незнакомец, приехавший под вечер в замок, приказал доложить о себе гофмаршалу Курту Каспару фон Веделю, после чего его представили герцогу Иоганну Фридриху. Его светлость позвал затем капитана своих телохранителей, Промница, и поздно вечером, с глазу на глаз, отдал ему нужные приказания.

Около полуночи две женщины — Сидония и Нина — шли по дороге в Пландрин к тому дому, где Ирена Оеда проделывала некогда свои чудеса.

— Ты полагаешь, что она покажется, хотя давно уже избегает меня? — спросила Сидония.

— Я в этом уверена, — ответила Нина.

— Если же она не захочет, если ее нет дома, то я готова обратиться с вопросом даже к черному зеркалу. Должна же я знать, чем помочь в этом горе и ему и самой себе.

И она сильно постучала в дверь.

Долго дверь не открывалась, наконец показался прежний грозный старик с лампой в руке.

— Я хочу поговорить с вашей женой.

— Ее нет дома.

Когда она возвратится?

— Не знаю. Впрочем, она приказала передать вам, что для вас ее никогда нет дома.

— Нет для меня дома?

И с этими словами Сидония быстро вошла в дверь.

— Посмотрим, ответит ли она мне!

С несказанным волнением она поспешила к знакомой двери, отворила ее и вошла в комнату гадальщицы. Как обыкновенно, комната была сильно освещена.

— Ирена! — вскричала Сидония. — Я в отчаянии и в горе! Подойди ко мне, выслушай меня!

— В отчаянии и горе! — захихикало вокруг.

— Прочь со вздором этим! Не хочешь ли напугать меня? Мое положение ужасно! Отвечай, если ты не трусливее презреннейшей твари! Разве ты не обещала мне герцогскую корону? Лгунья, обманщица! Где корона эта? Где ребенок, в блеске которого должен исчезнуть мой позор?

Ей ответил язвительный хохот.

Сидония повернулась к занавеси.

— Если в доме этом царствует вместо истины ложь, обман и соблазн, то говори, черное зеркало!

Завеса медленно приподнялась, показалось темное зеркало.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу знать средство, которое исцелило бы любимого мною человека! — вне себя вскричала она.

— Освободи из кровавой могилы Буссо фон Веделя, возврати ему жизнь, молодость и непорочность — и ты будешь иметь средство это! Женщина, повергшая в позор собственную мать, недостойна называться матерью.

— Проклятое фиглярство, дьявольское наваждение! — вскричала Сидония и хотела ударить по зеркалу, в котором вдруг отразился бескровный труп Буссо.

— Бей! — осклабился череп.

Дико вскрикнув, Сидония подалась назад и с трудом подошла к дивану. Она не слышала, что в коридоре раздавались звуки оружия, голоса и шаги людей, не видела, как зеркало закрыла занавесь.

Отворилась дверь, и в комнату вошел фон Промниц с телохранителями герцога.

— Возьмите ее и свяжите ей руки!

— Господи! Что вы делаете со мною? Чего вы хотите господин фон Промниц? Боже великий! Я в руках герцога Иоганна Фридриха.

— Именно! — захохотал фон Квинцов — Вы обязаны этим мне и вашей милой Нине, которую я подкупил. Вас отвезут в тот самый монастырь, в котором сидела ваша мать.

Два часа спустя после того, как исполнители герцогской власти вышли из дома, позади последнего, на плотничьем дворе, показалась какая-то закутанная женская фигура среди корабельных досок, брусьев и обтесанных камней.

— Ха, ха, ха! — тихонько смеялась она. — Наконец ее взяли! Пусть она мучится, пусть умирает минута за минутой! Теперь отомщены дом Веделей и Иоанна и по губленный Буссо и ты Леопольд!

Она скрылась, безмолвие царило над городом. На другой день власти опечатали опустевший дом знаменитой штеттинской Сивиллы.

От брака своего с Анной Леопольд имел четырех сыновей и трех дочерей. Мирно протекала их жизнь но, наконец, и ее посетило испытание, неожиданным образом изменившее быт мирного семейства.

В 1610 году Анна стала замечать в муже своем какую-то странную перемену. Он редко уже пел, беспрестанно писал письма и чересчур уж занимался политикой порою говорил, как приятно путешествовать и с восторгом все чаще вспоминал о своих приключениях в Италии и Англии Анна молчала, притворяясь, что ничего не замечает, а между тем зорко следила за мужем. Незадолго перед этим Курт Каспар фон Ведель, гофмаршал герцога Иоганна Фридриха опасно занемог, так что его светлость начал подумывать о замещении должности гофмаршала своего, что и побудило Анну отправить брату своему, штеттинскому канцлеру, длинное послание, содержание которого она скрыла от Леопольда. Она ждала ответа, а между тем случилось именно то, что с беспокойством предчувствовала Анна.

В одно прекрасное утро Леопольд исчез! Анна позвала Юмница, который явился бледный, с поникшим взором.

— Я вижу, что вам все известно. И у вас хватает духу, Николас, утаивать это от меня?

— Я скажу все, что знаю. Демон путешествий опять захватил его в свои когти! Давно уже он увивается вокруг него, но я все думал, что он опомнится. Когда же он отправил меня к штеттинским евреям за векселем в шесть тысяч талеров во Франкфурте-на-Майне, тогда я догадался, что нет уже ему удержу.

— Хорошо, Юмниц! Говорите всем, что у вашего господина есть дела в Шотландии. Поняли?

— Слушаю!

«Боже мой, — подумала Анна по уходе Юмница, — мой муж бросил меня!»

И, опустившись на колени, она тотчас горячо стала молиться, как может молиться только несчастная женщина. То же самое было и на другой день, на третий день получен был ответ от канцлера Бото, но о Леопольде — ни слова! Пятый день уже склонялся к вечеру, а Анна, сидя у открытого окна, задумчиво глядела на звездное небо.

— Можно ли войти к тебе? — вдруг раздался голос Леопольда, стоявшего под окном.

— Леопольд, мой Леопольд! Поди сюда, недобрый ты человек!

Он вошел в комнату, робко посмотрел на Анну и потупил глаза.

— Анна, называй меня глупцом, легкомысленным, дрянным, беспокойным человеком, но не думай, что я не люблю тебя!

— Не ты виновен в этом, Леопольд, а я!

— Ты?

— Да, я! Зачем я не вышла за тебя замуж в то время, когда явилась Сара! У тебя миновала бы страсть к приключениям, ставшая твоею второй натурой. Но человек, подобный тебе, не должен умереть среди полей своих. Я чувствовала себя слишком доброй и… слишком тщеславной, чтобы не испытать желания блеснуть подле тебя.