— Найди себе занятие в другом месте, Михель Пембоб, тут уж не будет больше продаваться вино!

С этими словами Монтальто вошел в виллу, между тем как хозяин остерии в отчаянии глядел ему вслед.

Леопольд, совершенно растерянный, очутился вдруг в красиво убранном зале, выходившем в прелестный садик. Однако, с помощью Виннера, разговор между нашим героем и итальянцами скоро завязался.

— Приветствую вас, храбрый и прекрасный Геркулес, — сказала итальянка, подавая ему с улыбкой свою руку. — Вы тут совершенно безопасны, но, чтобы вы знали, где вы находитесь, представлю вам всех: этот господин, — она указала на пожилого, — синьор Джакомо делла Порта, главный архитектор его святейшества и строитель собора св. Петра, я, — она слегка поклонилась, — его дочь Пиэтра, а этот молодой синьор — Доменико Фонтано, ученик Рафаэля Санти и уже шесть месяцев мой супруг.

— Если так, синьора, — сказал Леопольд, взяв ее руку, — то всех счастливее здесь, без сомнения, ваш супруг, я позавидовал бы ему, если б это не было бесполезно.

— Очень любезно, синьор, — заметил с улыбкою Фонтано, — но вот и Его Преосвященство, покровительство которого вы должны найти прежде всего.

Маленький слабенький кардинал, впоследствии знаменитый Сикст V, заставивший столько о себе говорить, вошел в комнату, опираясь на костыль.

Его серые пронзительные глазки остановились с нескрываемым удивлением на нашем белокуром богатыре.

— Как вас зовут, синьор?

Рыцарь скромно и коротко рассказал о своем происхождении и звании, равно как и о том; каким образом он достиг рыцарского достоинства и какие совершил до сих пор путешествия.

— Господин рыцарь, — сказал кардинал, — если ваша душа так же сильна и прекрасна, как ваше тело, вам должны удаваться великие дела! Вид ваш доказывает, что те исполины, которые совершили некогда столь непонятные для нас подвиги, как, например, Самсон, действительно существовали, и наша славная Пиэтра совершенно справедлива, что вас называет белокурым Геркулесом. Вы этому беспутному Колонна дали отличный урок, о котором целую неделю будут толковать в Риме. Но у нас, к несчастью, не сила возвышает человека, а — подлость! Но в этом отношении вы настоящий ребенок, потому надо мне взять вас под опеку, чтобы вы могли благополучно выбраться из Рима, а затем с Божию помощью и из Италии.

Леопольд пробыл у семейства делла Порта весь следующий день и затем ночью уехал из Рима, получив предварительно от кардинала медаль с портретом Григория XIII и папский декрет, подтверждавший за ним право носить ее. Это изображение должно было охранять нашего героя во время его дальнейшего путешествия по Италии, отвлекать от него всякое подозрение, что он еретик, потому что папа давал свой портрет только некоторым избранным лицам из католиков, которые должны были тайно действовать в пользу католической церкви.

Действительно, эта медаль очень помогла ему. Везде встречали его с уважением и даже с боязнью, когда же посвященные хотели его расспрашивать насчет мнимого поручения, он притворялся не знающим итальянский язык и тем отделывался от них, потому что с помощью переводчика они не хотели говорить. Но в Милане ему не повезло, потому что он встретился в гостинице с одним знатным испанцем, говорившем по-немецки. Дон Ладрона тотчас же заметил портрет Григория XIII, носимый нашим героем на золотой цепочке, и сказал Леопольду, что он принадлежит, по-видимому, к числу более посвященных, потому что имеет золотую медаль, между тем как у него, Ладрона, только серебряная.

— Откуда вы? — спросил его затем испанец.

— Из Рима, граф.

— Кто вы такой?

— Рыцарь Леопольд фон Ведель.

— Так вы вправе сообщить мне сведения об известном великом деле, в котором принимаю участие и я?

— Согласитесь сами, граф, что я принадлежу к числу более посвященных, поэтому не могу открыть вам моей тайны.

— Я не думал, что вы будете так осторожны со мной, испанским дворянином, если же вы имеете тайное поручение, о котором не хотите мне рассказать тогда я вынужден взять вас с собою в Мадрид, там уж вы должны будете сообщить об этом деле тем, кто в нем так же заинтересован, сколько и римские господа. На что вы решаетесь?

Чтобы не возбуждать подозрений, Леопольд ответил, что в таком случае предпочитает ехать с ним в Испанию.

Вышедши из комнаты Леопольда, граф приставил к его двери двух караульных. Пленный рыцарь начал искать возможность бежать. К счастью, окно его комнаты выходило на двор, откуда легко было добраться до большой дороги, но как путешествовать пешком, не зная хорошенько ни дороги, ни итальянского языка? Между тем как Леопольд раздумывал, стоя у открытого окна, ему послышались громкие проклятия, произносимые на швейцарском наречии, то был загонщик скота, которого герой наш заметил еще накануне. На его вопрос, почему он так горячится, загонщик ответил, что продал свой скот и имел несчастье потерять вырученные за него деньги, две тысячи лир. Леопольд сказал загонщику, что даст ему эту сумму, если он поможет ему выбраться из Италии.

Тот с радостью согласился. Во втором часу ночи два человека в костюмах загонщиков выехали на несчастной кляче из Милана и направились к озеру Комо. То был загонщик скота и Леопольд. Уезжая, герой наш поклялся никогда более не возвращаться в Италию.

Ход нашего рассказа переносит нас теперь в Фюрстензее, имение Гассо и Гертруды, расположенное недалеко от Кремцова и Блумберга. Был прекрасный осенний день. На берегу озера гуляют две группы: первая состоит из Гассо, Гертруды и овдовевшей канцлерши, вторая — из Анны и двух прелестных девушек, которые, весело болтая, доверчиво к ней прижимаются. Это дочери Гассо и Гертруды, шестнадцатилетняя Юно и пятнадцатилетняя Мари. Рано соединившиеся супруги мало постарели за это время. Гертруда свежа по-прежнему, только немного пополнела. Гассо же находится в полной силе зрелого возраста. Канцлерша держится с прежним достоинством, но к этой важности примешана какая-то апатия. Анна также, несмотря на то, что приближалась к третьему десятку, нисколько не походила на старую деву. Испытанное горе не повредило ее красоты, но вызвало в ней еще большую прелесть, во всем существе ее была разлита какая-то томность, которая очень шла ей. Девушка эта не могла забыть Леопольда и осталась незамужнею, несмотря на то, что многие молодые и знатные дворяне пытались штурмовать ее сердце.

Первая группа, шедшая впереди, была очень молчалива, об обыденных вещах было скучно говорить, о главном же предмете, занимавшем всех, о Леопольде, никто не хотел завести речь, но всякий в душе беспокоился о нем, не зная, что с ним сталось и где он находится в настоящую минуту. В эти пять лет родственники ни разу не имели о нем прямых известий. Лишь стороной они узнали, что он был два раза в Кремцове и затем отправился на восток, потом они долго ничего не слышали о нем, и только недавно дошла до них молва, что слуги какого-то Ганса Арнима доставили в Кремцов большие сундуки, привезенные из Италии.

Между тем молоденькие девушки болтали без умолку и принуждали Анну отвечать им.

— Итак, тетя, дядя Валентин отправится летом в Стокгольм или в Нидерланды? — спросила Юно. — Я так думаю, но может также случиться, что он поедет в Лондон, потому что с тех пор, как испанцы изгнаны из северных морей, наша торговля так оживилась, что нам необходимо иметь во всех этих странах своих консулов.

— Но, Анхен, — воскликнула Мари, — говорят ведь, что он помолвлен с Руфью фон Бланкензее? Как же тогда уедет?

— Так что ж за беда? Он сперва женится, а потом возьмет с собой свою молодую жену.

— Это, должно быть, странное чувство, когда вдруг делаешься женою! — заметила Юно задумчиво.

— И приходится оставлять родителей и, иногда, отечество, чтобы следовать за мужем, куда ему вздумается повести вас! — подхватила Мари.

— Это не так дурно, — заметила, улыбаясь, Анна, — если только мы охотно следуем за тем человеком. Разве не приятно объезжать с ним вместе чужие земли и знакомиться с жизнью других народов?