Иоанна была удивительная женщина! Она была истая поморка, самостоятельная, серьезная и решительная, как на словах, так и на деле. А по матери она была полька, настоящая Туйницкая: страстная, восторженная, преданная сказаниям и привычкам древнеславянских времен и к тому же еще tymotworca или spiewaczka (певица или поэт). Она отлично играла на трехструнной польской лютне и умела хорошо выражать свои чувства стихами. Эти способности часто встречаются у народов, у которых индивидуальность начала развиваться очень поздно, как, например, у славян, шотландцев, лапландцев и итальянцев. Эти народы — прирожденные поэты.
Понятно, Иоанна не получила того, что собственно называется образованием. Своими знаниями она была обязана своему супругу, хотя она сама до супружества умела превосходно читать, но в тайну благородного искусства письма ее посвятил уже Курт. Недостаток истинного знания она восполняла богатой фантазией, поэтическим дарованием Ее ясный ум и сообразительность привлекали к ней много друзей и почитателей. Гордое сознание что она принадлежит к фамилии Ведель из дома Борков и настоящее женское благочестивое воспитание полученное дома, дополняли благородное происхождение этой истинной княгини. Тем не менее, у нее были и слабости. Эти слабости были простительны, даже достойны любви, но они создавали много трудностей и служили причиной раскаяния и слез! Мы должны о слабостях госпожи Иоанны сказать отдельно, чтобы понять причину того отчего ее собственный сын, любимец Леопольд имел такую странную судьбу.
Слабость Иоанны фон Ведель состояла в том, что она была слишком добрая и упрямая мать. Она страстно любила своих детей и, думая, что поступает совершенно верно и разумно отнимала у них спокойствие и рассудок, делая их рабами своих чувств и мечтаний. Во всем она была разумна, слушала охотно советы и наставления, но когда касалось ее мнения относительно воспитания детей, в этом вопросе переубедить ее в чем-то было очень сложно. Даже с Куртом у нее были постоянные разногласия, но так как известно, что все мужья очень слабы, если только жены составят относительно чего-нибудь свое мнение, то и Курт после бесполезной борьбы уступал ей. Пока он еще жил любовь Иоанны разделялась между детьми и мужем и на долю последнего доставалась большая часть любви. Но вдовство, живая и сильно впечатлительная натура сделали Иоанну окончательно фанатичкой в любви к своим детям. Нужно отдать справедливость, что со всеми она была одинакова: во всех текла кровь ее любимого мужа. Но ее склонность к Леопольду и Эстер была все же больше. Это происходило оттого, что первый сильно походил на отца и был краснощекий, смеющийся мальчуган, а Эстер была последний залог ее любви к мужу. Слабость Эстер и воспоминание о печальном случае, вызвавшем преждевременное рождение бедного дитяти, еще более возбуждало любовь и материнское страдание.
Любовь Иоанны к Леопольду возросла еще больше при новом несчастии. Маленькая четырехлетняя Эстер умерла в 1549 году. Умерла она не от болезни, а от слабости, несмотря на все заботы, она завяла, как ранний цветок от мороза. Это горе и все возраставшие заботы о Леопольде, еще совсем мальчике, довели ее любовь к нему до крайне смешной и очень печальной страсти. Она сделала невозможными для него правила поведения, без которых избалованный мальчик никогда не может сделаться настоящим мужчиной. Леопольд скоро сам ощутил весь вред такого воспитания.
С господами опекунами дела у Иоанны шли очень хорошо. С одной стороны они берегли ее в печальном положении вдовы, осторожно давая советы. С другой — Иоанна фон Ведель, хорошо сознавая свои недостатки, умела отлично скрывать их, избавляя себя от конфуза. Так шло все отлично, и приятно было видеть даму, одетую в черное платье, среди расцветающего молодого собрания. Она сама снова начинала жить детской радостью.
Опекуны были разные по характеру, но честные люди истинно преданные интересам вдовы Курта. Начальник Иоганн фон Борк любил ее, свою единственную сестру. Он хорошо знал ее тайные слабости, но смотрел на них сквозь пальцы, так как сам разделял их отчасти: в нем также текла горячая кровь Туйницких, в этой крови и лежали зародыши их общих слабостей. При том он был истый воин с головы до пят и жил с твердым убеждением, что если мужчина хорошо управляет своим имением и семейством, то ездить на Лошади и владеть мечом совершенно достаточно для настоящего дворянина. Но полный контраст с этим мнением представляло его семейство. Он умел лучше учить, чем самому следовать своему учению всем проповедовал он мудрость, а сам не мог применить ее для своей пользы. Его родовое имение Штрамель было отлично устроено (он даже заботился о народном образовании), но воспитание его собственного семейства шло очень плохо.
Небо даровало ему в лице Маргариты, тоже знатной по происхождению, достойную и прекрасную жену. Так как она очень рано осталась сиротой и была владетельницей родовых имений по своей линии, то ее взяли к штеттинскому двору, где вскоре она заняла положение фрейлины, Здесь она сделалась чрезвычайно взыскательной и до глупости тщеславной. Можно твердо сказать, что вовсе не из любви отдала Маргарита свою белую, унизанную кольцами руку господину фон Борк. Меж тем он был рыцарь, красивый мужчина и любимец герцога Барнима. Она согласилась потому, что он был для нее подходящей партией. Ведь и в то время далеко не везде были красивые, храбрые и почитаемые при дворе мужчины.
Мало выиграл от этого брака добрый Борк, и лишь благодаря своему веселому и беззаботному нраву он мог сквозь пальцы смотреть на многие вещи, которые считались компрометирующими для любого дворянина, а тем более для занимающего важный общественный пост. Маргариту окончательно испортила придворная жизнь. Обычная беспорядочность этой жизни, блеск и роскошь, наряды и тщеславие сделались ее второй натурой. Она ничего не делала, постоянно занималась собой, предавалась различным увеселениям, кокетничала и страстно отдавалась интригам. Как бы просто ни было дело, она всегда могла так его запутать и переиначить ради своего удовольствия, что оно приобретало совершенно другое значение.
Вначале она со страстью предалась брачным наслаждениям. Борк для нее роскошно обставил свой дом в Штатгарте, и Маргарита играла роль госпожи в старой крепости. Но после рождения сына Георга в 1541 году, она стала находить Штатгарт очень скучным. Бывшая фрейлина очень стремилась назад ко двору и нашла повод, чтобы ее вызвали туда и снова начала блистать в Штеттине в качестве обер-гофмейстерши герцога. В 1542 году она осчастливила супруга дочерью Сидонией и, как шептали злые языки, совершенно неожиданным для него образом. Своих детей она воспитывала в духе абсолютной безнравственности. На три жарких летних месяца Маргарита с детьми переселялась в Штатгарт или в имение Штрамель, где изводила мужа своим несносным поведением. Обыкновенно она доводила Борка до того, что он благодарил Бога, когда жена с потомством убиралась от него. Действительно, нужно было обладать счастливым благодушием господина Борка, чтобы сносить подобное отношение и в то же время не стараться развестись с таким сокровищем.
Он утешался лишь свиданиями со своей сестрой. Близость Штатгарта позволяла ему часто бывать в Кремцове, и он гораздо серьезнее занимался всем, что нужно было Иоанне фон Ведель, чем другой опекун, важный сановник в Штеттине.
Канцлер Валентин фон Эйкштедт своими советами сумел завоевать расположение герцога, он был настоящий придворный и к тому же ученый. Он придавал гораздо большее значение образованию, чем Борк, и предпочитал дипломатическое поле ратному. Эйкштедт был весьма состоятельным господином, но расходы на увеличившееся семейство и для поддержания важного поста при дворе стали превышать его жалование и доходы с имений, Хотя его дела были еще не совсем расстроены, однако он наделал много долгов, заложив свои родовые поместья. Канцлер предвидел, что сам он, во всяком случае, еще может прожить на имеющееся богатство, но зато его детям придется испытывать нужду как следствие придворной жизни. Пришлось ему крепко задуматься о том, как бы получше обеспечить своих детей и, кроме того, освободить от долгов свое фамильное имение. Он не мог иначе придумать, как поискать хорошие и богатые партии для своих наследников. Конечно, о своих мальчиках он вовсе не заботился, так как в то время в Померании было много богатых невест, страстно желавших выйти за сыновей герцогского канцлера. С дочерьми было потруднее уладить дело.
