— О прекрасной испанке, о еврейке Саре Иоханаан, которая под именем Ирены погубила тебя, а под именем Хады дель Оеды — герцога Эрнста Людвига.

И Леопольд рассказал Сидонии все, что ему было известно о Саре.

— Поверь, — прибавил он, — что, если бы просветленной душе моего брата было позволено явиться к тебе, он предстал бы перед тобой не в образе безобразного призрака, а радостным, исполненным блаженства духом, потому что до последнего вздоха он страстно любил тебя.

— Верю, и благодарю тебя, Леопольд! О, если бы ты не пренебрег мной и настолько полюбил меня, насколько ты любил и любишь Анну, я бросилась бы тебе на шею и ощутила бы в душе ту святую любовь, которую я чувствую теперь к тебе, моему утешителю! Я могла бы быть доброй!

— Считаю тебя действительно способной на это, я потому именно стараюсь утешить тебя, как человек невинный в твоих преступлениях и нуждающийся в прощении Бога и твоем! Поэтому до последней минуты я не покину тебя, пусть все видят, что я уважаю и оправдываю тебя, несмотря даже на закон, слепо относящийся к праву.

— Леопольд, — со слезами и в то же время улыбаясь, ответила Сидония, — помолись со мной и затем позволь мне отдохнуть час, склонив голову на твою грудь. Это будет последний и короткий сон перед вечным сном завтрашнего дня!

Он исполнил ее просьбу.

На другой день, в десять часов утра, Сидония Борк была казнена. К изумлению Штеттина, первый дворянин Померании лорд и имперский рыцарь фон Ведель в пышной одежде провел Сидонию до эшафота, сопровождаемый ее братом и десятью родственниками. Последний взгляд «рыжей ведьмы» с любовью был устремлен на Леопольда.

Когда народ молча разошелся, а глубоко потрясенный Леопольд отправился в гостиницу с тем, чтобы навсегда расстаться с Штеттином, — одна женщина медленно выходила из города, направляясь к мосту. То была Сара Иоханаан.

Она стояла невдалеке от Леопольда у эшафота и с торжеством глядела на казнь своей жертвы. Когда голова Сидонии упала и Леопольд повернулся, взор его встретил эту женщину. Он узнал ее и, указав пальцем на небо, повернулся к ней спиною.

Леопольда постигло вскоре величайшее горе, какое только может постигнуть любящего человека — Анна умерла! Его окружали цветущие дети, старались утешить, но, несмотря на все это, он жил только воспоминаниями о жизни. Тихая скорбь не сходила уже с его лица.

Через несколько лет после смерти Анны над Германией разразилась Тридцатилетняя война, Англия под правлением Карла I стремительно шла навстречу революции.

В Кремцове, в зале, сидел у окна рыцарь Леопольд, пресыщенный жизнью старец. Вокруг Леопольда стояли все его дети, был день его рождения.

— Дети, — сказал он, — вы идете навстречу временам тяжких испытаний. Но среди величайшего горя и страданий не забывайте, что вы Ведели, дети света, ревнители доблестной борьбы и что готовы вы за всякое высокое дело победить или пострадать. Кто умеет страдать, наградой тому будет величайшая радость! В счастье и в горе любите друг друга, любите все высокое, благородное, светлое и прекрасное и будете счастливы. Безумие сделало меня разумным, испытания просветили меня, завещаю вам любовь и черно-красный круг в гербе нашем — эмблему радостной и вместе с тем страдальческой любви! Анна, Анна! Его глаза помутились.

— Ты снова моя! Матушка, Буссо! Сидония! И ты тоже… Вильгельм! Елизавета! Все вы здесь, все, все!

Леопольд фон Ведель совершил свое последнее путешествие.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.