— Я не совсем освоился с языком страны, быстро проехав северные графства, и поэтому видел лишь то, что бросалось мне в глаза.

— Прежде чем ответить, я просил бы вас сказать мне: можете ли вы представить королеве доклад, который не был бы прочтен сэром Уолсинхэмом?

— Сомневаюсь! Да и ваше донесение будет прочтено сэром Френсисом, прежде чем он доложит о нем королеве. Но если вам угодно откровенно поговорить со мной, то я сообщу об этом непосредственно королеве. Вы не доверяете лорду Уолсинхэму?

— Для этого у меня имеется, сэр, достаточно поводов. И Леопольд рассказал лорду о поступке конюха близ Петерборо и расспросах, с которыми обращались к нему, Леопольду, в северной Англии.

— Действительно, дело довольно странное… Полагаю, однако, что вы несправедливы в отношении лорда Уолсинхэма. Статс-секретарь недоверчив, робок, но чтобы хотеть подбить вас на государственную измену — этого я не думаю. Скорее можно допустить, что Мария и католическая партия, считая вас своим сторонником, побудили конюха содействовать свиданию вашему с Марией. Я донесу об этом ее величеству, и затем следствие выяснит, кто, собственно, скрывается за конюхом. Итак, вы желаете иметь рекомендательные письма в Шотландию.

— И чтобы вы дали мне возможность быть представленным ко двору в Эдинбурге.

— С удовольствием! Я тотчас же напишу надлежащим властям относительно вашего безопасного следования в Эдинбург, чтобы вы не попались на границе в руки разбойникам. Могу ли я надеяться видеть вас завтра вечером за моим столом? А до того можете осмотреть наш маленький Бервик.

— С признательностью принимаю ваше приглашение и заранее благодарю за любезность.

— Это не больше, чем обязанность. Опасайтесь, однако, короля Иакова. Это один из ученнейших и проницательнейших государей, и легко может случиться, что он разгадает вас. До свидания, господин фон Ведель!

Обед лорда Гундстона был более чем прост. Кушанья и вина, хотя и превосходные, подавались на оловянных блюдах и в деревянных чашах. Мужчины и дамы высокородного общества, вообще очень предупредительные, тоже произвели на Леопольда очень неблагоприятное впечатление.

Двенадцатого сентября прибыл конвой. Леопольд распростился с лордом-губернатором и, под прикрытием всадников, поспешил к границе.

Едва только лорд Гундстон убедился, что Леопольд выехал из Бервика, как тотчас же написал лорду Уолсинхэму письмо, вступление которого гласило:

«Любезный сэр Френсис! Немецкий рыцарь не только благополучно прибыл ко мне, но тотчас же отправился в Эдинбург. Человек этот не годится для вас. Фон Ведель не такой воробей, которого можно бы провести на мякине, как вы пытались было в Петерборо. Он смотрит собственными, а не вашими глазами, идет собственным путем, а не тем, который указывает ему сэр Френсис. Итак, судите сами, если бы человек этот был близок к королеве, то не стал бы он убеждать ее в том, против чего мы действуем? Постарайтесь, чтобы по возвращении своем он не повредил нам».

Семь шотландских дворян составляли эскорт Леопольда и его спутников. Так как Ведель решил не терять ни одной минуты, то немедленно же с помощью переводчика он вступил в разговор с шотландцами. При его замечании, что слышал он в Лондоне, будто шотландцы полагают, что король Иаков наследует Елизавету, провожатые его рассмеялись, сказав, что, может быть, этого желают англичане и Иаков, но шотландское дворянство не последует за королем в Лондон, а народ шотландский никогда не позволит, чтобы Иаков подчинился английской придворной церкви.

Путешественники наши отправились на Престон-Пан через поле битвы, где сорок лет тому назад шотландцы, предводимые отцом Марии Стюарт, были наголову разбиты англичанами. Здесь шотландский эскорт оставил Леопольда, и четырнадцатого сентября путники прибыли в Эдинбург. Согласно сведениям, добытым Леопольдом со времени отъезда из Барвика, наш герой решился, не избегая людей, которым он был рекомендован, пользоваться их мнением с большей осмотрительностью и обращать больше внимания на настроение народа и на безыскусные проявления чувств людей, смотревших на каждый политический переворот и на отношения соседних государств с точки зрения народных склонностей и привычек. Верный своей роли любопытного, Леопольд посетил дом, в котором был убит Генри Дарнлей, муж Марии Стюарт. Здесь — так говорили ему — сначала задушили Дарнлея и затем взорвали дом, чтобы скрыть истинную причину смерти Дарнлея. Заговор графа Норфолка, имевшего целью освободить Марию из английских тюрем, интриги последней — все это рассказывалось Леопольду с раздражением, не оставлявшим сомнения, что папизм и находившаяся в заключении королева ненавистны шотландцам.

Путешественники остановились в гостинице, рекомендованной им лордом Гундстоном, причем узнали от хозяина, Джона Фулнера, сын которого Уильям, состоял секретарем при особе короля, что в настоящее время Иаков находился в Джонстоне. Запасшись письмом от хозяина гостиницы, Леопольд отправился с товарищами своими в Лидс и, наняв там лошадей и проводника, приехал во временную резиденцию короля шотландского.

Джонстон — это маленький, жалкий шотландский городишко, в гористой и суровой, но чрезвычайно романтичной местности. Двор короля находился за городом в одном сельском доме, и Леопольд поспешил отправить письмо Джона Фулнера к секретарю короля, Уильяму Фулнеру, в предположении, что последний легко выхлопочет ему аудиенцию у его величества.

Но жестоко ошибся Леопольд! На следующий день к нему явились два придворных кавалера, молодой лорд Вильерс, впоследствии столь известный под именем Букингема, и лорд Лайонс, и на заявленное Леопольдом желание быть представленным королю Иакову, лорд Вильерс с величайшей вежливостью ответил:

— Весьма прискорбно, господин фон Ведель, но его величество уклоняется от принятия иностранцев, в особенности же тех, которые приезжают с юга. Время теперь тревожное, и религиозные смуты, и политические вопросы, возникшие между Англией и Шотландией, вынуждают его величество соблюдать крайнюю осторожность.

— Будь я англичанин, милорд, — сказал Леопольд, — подобная осторожность могла бы оправдываться. Но я немецкий дворянин и протестант, которого привело в Шотландию и Англию желание видеть чужие страны и иностранных монархов. Ничего другого я не желаю, как познакомиться с ученым двором его величества, а от политических вопросов я очень далек.

— Посещение ваше очень лестно, — с улыбкой ответил лорд Лайонс, — но сознайтесь, что нельзя же идти наперекор изъявленной его величеством воле.

— Следовательно, мне нельзя даже издали взглянуть на его величество?

— Если вы не настаиваете на личной аудиенции, — сказал Лайонс, — то, быть может, найдется средство удовлетворить ваше желание. Завтра воскресенье, и епископ будет проповедовать в городской церкви в присутствии короля, и вы можете беспрепятственно присутствовать при богослужении и видеть нашего высокого монарха.

— Я последую вашему указанию, милорды, а послезавтра уеду из Джонстона.

— Сожалею, господин рыцарь, — с иронической улыбкой заметил Вильерс, — что по возвращении вам так мало придется рассказывать о короле Иакове.

Леопольд пристально посмотрел на царедворца.

— Как путешественник, я расскажу только то, что я видел и слышал.

Придворные кавалеры поклонились и ушли. Итак, планы Леопольда рухнули! Однако он решился хоть издали взглянуть на короля, и на следующий день со спутниками своими присутствовал при богослужении, заняв отдельное место невдалеке от кафедры. Церковь была голая и холодная, кафедра и алтарь — бедные, стулья стояли длинными грязными рядами. Кальвинизм — религия демократическая — принимал в Шотландии все более и более резкие формы с целью полнейшего присвоения себе правительственной власти. Этому соответствовало собрание верующих: мужчины со строгими, суровыми лицами, в широкополых шляпах, женщины в темной одежде, с потупленными взорами.

У главного входа послышалось небольшое движение — и вошел король со своей свитой. Никто не встал, никто не снял шляпу, никто не повернул даже голову к монарху. Иаков I был благообразный юноша лет двадцати. Во всей особе этого рослого и «изящного» господина проглядывала какая-то неловкость и стеснение. На нем была красная одежда, но ни цепи, ни других украшений, только брильянтовая пряжка в виде креста блестела на его шляпе. Вильерс и Лайонс сели по обеим сторонам короля, за которыми разместилось еще восемь или десять других кавалеров, вот и весь придворный штат Иакова I Стюарта! Леопольд еще размышлял об этом, когда епископ уже поднялся на кафедру и начал службу: