— Мне все равно какие средства вы употребите, лишь бы я получила верный ответ. И потому прошу вас отложить обычные прибаутки вашего ремесла и избрать кратчайший путь для достижения цели.
— Это я могу сделать, ваша милость, — согласилась армянка, и в тоне ее слышна была мягкая ирония. — Спрашивается только, будете ли вы в силах перенести самое действенное средство. Начнем лучше с палочек, а сильнейшее средство от нас не убежит. — Она вторично поклонилась и, подойдя к столу, взяла с него довольно большую плоскую корзинку черного дерева.
Особа, с которою Ирена говорила, отчасти была удивлена поведением армянки, отчасти же, сама не зная почему, сердилась на нее. Она пришла узнать о будущем, поскольку ее волновало одно очень важное дело, веселость же хваленой сивиллы беспокоила ее и вместе возбуждала негодование. Армянка, казалось, смотрела на свое ремесло, как на игрушку. Однако посетительница решилась сдерживать себя и хладнокровно ожидать, что будет дальше.
Взяв корзинку, Ирена возвратилась к ней.
— Вы видите здесь, — сказала она, — множество белых палочек, с виду они кажутся невинными деревяшками, годными лишь для детской забавы. Посмотрим, нельзя ли извлечь из них большую пользу?
Она высыпала палочки на черную салфетку, покрывавшую стол, потом вытащила из-за пояса такую же палочку, только немного длиннее прочих, и, держа ее перед собой, сказала посетительнице.
— Спросите что-нибудь.
— Я хочу знать, что делает в настоящую минуту тот, о котором я теперь думаю!
— Ну, малютки мои, как вы думаете, что он теперь делает?
Говоря это, она сделала легкое движение своей палочкой. В эту самую минуту прочие вскочили кверху, потом упали назад и остались неподвижными.
— Они говорят, что он устал и отдыхает, но очень беспокоится, не так ли?
Она сделала знак, палочки сперва зашевелились, затем пришли в прежнее спокойное положение.
— О ком он беспокоится и почему?
— Вы слышали вопрос, мои малютки, ответьте ей!
Палочки опять поднялись, начали скакать и кружиться, то вместе, то порознь, наконец остановились и стали прямо перед дамой, сидевшей на диване. Потом они вдруг прыгнули в корзинку, которую Ирена держала в левой руке.
— Он, как видите, беспокоится насчет вашей милости именно по поводу угрожающей вам опасности! Но мне кажется, прекрасная женщина, что в вашей среде умеют отвращать от себя опасности. Ха-ха-ха!
— Бессовестная обманщица! — гневно вскричала дама, откинув назад вуаль, закрывавшую ее лицо. — Вы думаете, что ваше фиглярство на меня подействовало? — Она поднялась с дивана. — Вы приводите в движение эти деревяшки посредством какого-то фокуса и затем толкуете их движения, как вам нравится, и ваши толкования не столько удовлетворяют, сколько раздражают! Вы пытаетесь издеваться надо мною, потому что вам с другими посчастливилось! Берегитесь, чтобы я вам не отплатила тюрьмой. Вы, без сомнения, дура, и наживаетесь лишь потому, что в Штеттине есть люди еще глупее вас. Если же в вашем мнимом искусстве есть в самом деле правда, так покажите мне ее, я хочу услышать, что готовит мне будущее, хорошего или дурного, и что прошедшее может обо мне рассказать! Что вы ничего не знаете, доказывает и то, что вы сейчас назвали меня женщиной, между тем как я девушка и никогда не была замужем!
Гневные слова дамы нисколько не подействовали на армянку, она пожала плечами, и на устах ее заиграла улыбка.
— Вас эти глупости не удовлетворяют, вы хотите храбро приподнять мрачную завесу? Это я называю бесстрашием!! Хорошо же, ваша милость будет удовлетворена сверх чаяния! Сказать правду, я употребила палочки в виде испытания, мне хотелось знать, как велика опасность, заставившая вас искать помощи у обманщицы Ирены! Вы меня обидели и тем вынуждаете показать вам свое могущество, но только сегодня, больше никогда!
Между тем как армянка произносила эти слова, веселое лицо ее приняло холодное выражение, глаза расширились и метали искры. Она схватила даму за руки и отвела ее на прежнее место.
— Садитесь! — сказала она, потом, вынув из кармана флакончик, отдала его горничной. — Смотрите за вашей барыней и, если ей, может быть, сделается дурно, дайте ей понюхать этой эссенции. — Она отошла и села у стола, на другом конце комнаты.
— Дабы вы не подумали, что я вас обманываю, — сказала она, — я не тронусь с этого места. Вы и тот, от которого вы требуете ответа, справитесь одни. Я предложу ему только один вопрос, чтобы было решено, обидела ли я вас титулом женщины! Итак, заставим говорить черное зеркало!
Она протянула руку к занавеси, последняя поднялась с шумом и открыла большое четырехугольное зеркало, не отражавшее в себе ни одного из бывших в комнате предметов. Взор опускался в него, как в яму.
— Будьте так добры, подойдите поближе! Осмотрите сперва зеркало, затем пошарьте во всех углах, чтобы вы не назвали обманом то, что увидите и услышите.
Отношения обеих женщин становились очень странными. Придворная дама вначале думала найти в Ирене обыкновенную вещунью, затем игра с палочками возбудила в ней подозрение, что армянка над нею издевается, теперешний же резкий и вместе с тем грозный тон Ирены оказал совсем другое действие на аристократку. Сердце ее забилось, и странную боязнь вдруг ощутила она. Но сила воли и гордость помогли ей скрыть это чувство.
— Хорошо, что вы, наконец, перестали шутить, этим вы отдадите справедливость мне и себе!
— Вы сейчас познакомитесь со справедливостью и истиной!
Придворная дама ничего не ответила на это, она подошла к зеркалу, взглянув в него, не увидела ни себя, ни чего-либо другого. Потом она ощупала стекло, осмотрела рамку и тяжелые складки занавеси, наконец, всю комнату, возвратилась на свое место.
— Хорошо, — сказала она, — начинайте!
— Во имя возмездия, — раздался спокойный и холодный голос Ирены, — во имя вечного суда спрашиваю я: та, которая стоит теперь перед темным зеркалом, женщина или девушка?!
На темной поверхности зеркала появилась вдруг фигура. Она была облечена в пестрое, запыленное и изорванное платье всадника, голова представляла череп, на лобной кости зияла кровавая рана.
— Девушка?! Ха-ха-ха! — громко засмеялось привидение. — Вспомни Инскую долину, вспомни дуб на высоте! Ты моя, ты принадлежишь убитому под Сарасом телом и душой, перед небом и адом!!
С криком ужаса упала Сидония фон Борк на руки своей горничной. Привидение исчезло. Зеркало было черное по-прежнему.
— Дайте ей понюхать флакончик, — сказала спокойно Ирена.
— У нашей госпожи натура железная, она легко перенесет подобную безделицу!
Около четверти часа возилась испуганная Нина со своею госпожой, прежде чем удалось ей привести ее в чувство. Между тем армянка хладнокровно читала какую-то книгу. Наконец Сидония очнулась, но вместе с сознанием возвратилось и воспоминание виденных ужасов. Холодный пот выступил у нее на лбу.
— Нет, нет! — вскричала она, отмахиваясь обеими руками от зеркала. — Умоляю тебя, Буссо, не возвращайся, не возвращайся никогда больше!! Ради Бога, будь сострадательна ко мне, удивительная женщина, — дрожащий голос ее перешел во всхлипывание, — избавь меня от этого страшного видения! Если ты своею властью могла вызвать этого умершего, то в твоей же власти и прогнать его! Я обещаю не оскорблять тебя никогда больше!
Ирена встала, тихо подошла к Сидонии и заставила ее снова сесть на диван.
— Вы в самом деле сильно взволнованы, госпожа обер-гофмейстерша, — сказала она мягко. — Я даже не ожидала этого, после того как бедные палочки показались вам такими ничтожными. Пусть они глупы, но с ними имеешь ту выгоду, что можно, не волнуясь, узнать все, что желаешь, правда, только из моих недостойных уст. Впрочем, я не могу изменить законы моего искусства, игра же с палочками славится на всем Востоке.
Сидония схватила руку Ирены.
— Я по неведению была с вами так невежлива. Ведь я никогда не верила этим вещам, не верила ни словам пастырей, ни учению церкви. Я поступала дурно! Но ведь вам, Ирена, я не сделала никакого зла, мой страх не может доставить вам удовольствия. Я не хочу больше вопрошать свое прошедшее! Не хочу видеть более страшного зеркала! Да, дайте сюда палочки! — Она стерла с лица пот.