Испанец не мог забыть о Хаде и спросил, не знает ли кто, где теперь безумная старуха?

— Далеко на востоке, у Датиса, — отвечала Катя. — Она сказала Царнику, что не воротится раньше трех часов.

— Больше вина сюда, Эльрих! — закричал красный. — Уберите стол, а то поплясать негде!

— Поляк еще у лошадей? Позаботьтесь накормить слугу иноземного господина!

Катя шутя чокнулась с Леопольдом, и он спросил ее:

— Долго ли вы находитесь в военном лагере?

— Шесть или восемь лет, господин, постоянно с нашим веселым полком и любезным доном. В странах многих монархов перебывала я и видела частые перемены военного счастья. Ба, да это, кажется, игра! — Она опустила руку в карман и вытащила полдюжины костей. — Бросим мы равное число — побеждаем, бросим мало — приходится в крови лежать на поле, и неприятель топчет нас своими лошадьми!

— Да, да, — вздохнул, улыбаясь, фон Мюминген. — Она говорит справедливо! Что есть у нас? Кроме нескольких веселых часов среди приятелей, вечная нужда в жизни и кровавая работа. Наше сословие было бы самое жалкое, если бы солдаты не получали добычи и славы. Завоевание добычи и славы — чистая игра в кости, а все-таки, господин, постоянно с новым особенным удовольствием предаешься риску, возбуждению, надеждам на выигрыш и проигрыш. Мы походим на любовников, для которых наслаждения всегда новы и приятны! Вы, наверное, ничего не знаете об этом, молодой человек?

— О войне — нет, генерал, а об игре в кости — да!

— Каково, вы разве любите играть в кости? — засмеялась Катя.

— Этого не могу сказать. Я только видел эту игру. Костями очень усердно занимаются при дворе герцога Иоганна Кюстринского и при других царствующих домах.

— А если никогда не пробовали, друг, — воскликнул испанец, — поистине мало же вы знаете о ней! Не хочешь ли, Катя, сыграть со мной на четыре каролина?

— И я поддержу! — воскликнул Мюминген.

Катя собрала кости и положила в карман.

— У меня нет денег! Я поиграю, когда добыча первого сражения будет разделена.

— Я вам дам четыре каролина, — вмешался Леопольд, — рискните на мое счастье?

— С условием, что половина выигрыша будет ваша, и вы мне не дадите больше, когда я потеряю эти четыре желтые птицы. Товарищи должны поступать по-дружески?

— Хорошо, Катя, — засмеялся Ведель, — согласен на ваше условие. — С этими словами он вынул довольно толстый мешок денег и положил на руку Кате четыре золотые монеты.

— Эй, кто еще держит? Четыре против четырех?

— Я, — отвечал длинный Флорин.

— Я! Я! — послышалось со всех сторон. Всякий вынул свои кости, ставил четыре каролина или равное количество серебра. Перед игрой выпили еще по стакану венгерского.

Леопольд не особенно любил такое провождение времени, но сейчас он не был против него.

При померанских дворах не было в обычаях этой игры, но при немецких — играли в кости очень часто. Даже серьезный Мансфельд не отказывался и, из вежливости к хозяину, иногда играл в кости. Леопольд не видел ничего предосудительного в деле, которым занимались высокие господа.

— Давайте восемь, господин, — воскликнула весело Катя, приготовившись бросать. — Я у них очищу карманы-то!

— Ну, это мы еще посмотрим, моя милая! — возразил Флорин! — Ты еще никогда не выигрывала!

— Ба! Я играю на деньги господина фон Веделя: они счастливы. Ну, на счастье! — Она бросила.

— Шесть раз шесть! Черт возьми, она выиграла! — воскликнул Оедо. — Отлично!

Катя собрала выигрыш.

— Ха, ха, восемьдесят золотых монет! Половина ваша, господин!

Ловко и скоро разделила она деньги и поставила снова четыре монеты. Другие последовали ее примеру.

— Теперь я бросаю! — заметил Оедо. — Не всегда тебе будет улыбаться счастье!

Игра началась снова. Леопольд, хотя не играл сам, следил с большим вниманием. Оедо бросил двадцать четыре, остальные меньше, больше всех, именно двадцать шесть, оказалось у Мюмингена.

— Бросайте теперь, господин! — обратилась Катя к Леопольду.

— Нет, нет! Я не умею, бросайте вы!

— Ну, хорошо! Тридцать! Я беру опять.

— Все святые, — воскликнул красный. — Уж не желает ли она остричь нас догола!

— Ведь ты, Катя, можешь платье обшить золотом!

— Не надо, господин! — возразила она. — С меня довольно и этого, полноте шутить-то! Мне турки скоро доставят платье. Ставлю сорок каролинов против четырех.

— Черт возьми, да она делается благородной! — удивился дон Ефра. — Господин Ведель, она приняла от вас не только деньги, но и ваше дворянство.

— Ну, и я для шутки поставлю четыре монеты, — засмеялся младший сын Иоанны.

Кругом зазвенели кости: четыре, десять, двенадцать и т. д. Больше тридцати двух никто не бросил. Дошла очередь до Леопольда.

— Возьмите мои кости, у вас нет своих, — сказала Катя.

Он бросил тридцать шесть.

— Он выиграл! — воскликнули все.

— Господин, вы выигрываете не только в опасности, но также и в игре! — воскликнул живо Флорин.

— Недостает еще одного, чтобы вы были счастливы в любви и славе, тогда никто не сравнится с вами!

Это замечание было неприятно Леопольду, оно напоминало ему о несчастной любви. Ведель, как человек богатый, не хотел отнимать денег у людей, по-видимому, живших только на одно жалование. Он сказал:

— Я играю не для выигрыша, лейтенант, но как вежливый гость дона Оедо. Вот весь мой выигрыш восемьдесят каролинов прежних и сто двадцать теперешних! Я покажу вам, как отвернется от меня счастье! Двести против четырех.

— Все святые, — сказал Оедо. — Это графская игра. Если бы не обидел этим вас, то я прекратил бы ее. Вам начинать, лейтенант.

Игра становилась интересной, азарт появился на лицах всех. Катя ушла за стул Флорина. Он бросил пятнадцать. Кругом раздался радостный смех. Некоторые бросили немного больше, а другие меньше. Двадцать пять было самое большое число.

— Генерал, — обратилась Катя к Мюмингену, — если вы бросите немного, счастье останется верным господину Веделю.

Генерал бросил — тридцать шесть.

— Самое большое число! — Оедо запрыгал.

— Вы можете теперь бросить только ровное число, и вам обоим придется переигрывать.

Сильно бросил Леопольд — двадцать.

— Проиграно, — засмеялся Мюминген. — Теперь мое.

Весь выигрыш Леопольда он загреб себе. Ведель не говорил, лицо его раскраснелось, и он залпом осушил стакан вина.

— Начнем опять ставить четыре против четырех, — сказал Оедо. — Игра слишком напряженна и дорога. Мы так скоро очистим карманы.

— Вы можете играть, господа, как хотите, — возразил Мюминген. — Ставьте по четыре, а я должен нашему гостю и новому товарищу тройную ставку, как говорят итальянцы. Не желаете ли поставить двести каролинов против моих двухсот?

— Ого, генерал! — Оедо подпрыгнул. — Как рыцарь я ставлю ту же сумму. Согласны, господин Ведель?

— Конечно! — воскликнул возбужденный Леопольд. — Я никогда не отступаю.

— Вот это накал! — закричал Флорин. — Стоит шестьсот восемьдесят каролинов! Кто возьмет этот жирный кусок?

Леопольд поспешно вынул мешок с деньгами и отсчитал двести золотых. Влияние выпитого вина, новая, доселе неизвестная ему прелесть игры, презрение к деньгам, гордое желание показать свое положение, — все это вместе заставило его броситься в игру, последствия которой трудно было предугадать.

На этот раз Леопольд проиграл Оедо, но не остановился на этом. Он поставил еще и снова проиграл, желание воротить проигрыш возросло у него до мучения! Достойный сожаления в эту минуту, он продолжал играть, пока через полчаса не лишился всех денег и обеих лошадей.

— У меня нет ничего больше! — Леопольд встал, покачиваясь, и схватил себя за голову, кругом все завертелось.

— Perdida! — засмеялся Оедо, не в состоянии больше удержаться, — померанский дурак обобран!

Взрыв смеха и восклицаний последовал за словами испанца. Леопольд выпрямился и побледнел, — эта насмешка сразу отрезвила его.

— Что вы осмеливаетесь говорить? Вы обобрали дурака из Померании? Вы, значит, ложью и мошенничеством отняли мое имущество. После этого вы не солдаты, а подлецы! Я сейчас вырву у тебя мои деньги, несчастный! — Он вытащил шпагу.