«А может и вправду, всё это мне показалось?» — начало было одолевать её сомнение. Она робко взглянула в дальний конец коридора, который так её пугал, и…

Он смотрел на неё, выглянув из-за дальнего угла. В лёгком полумраке соединения двух коридоров были видны лишь очертания его головы, шеи и двух рук, которыми он держался за угол. Теперь открылась ещё одна существенная деталь. Вместо глаз у чёрного человека была пара больших круглых фонарей, горящих зелёным светом. И эти светящиеся глазницы смотрели прямо на неё — на Настю.

— Вот он! Оля! Это он! — отпрыгнула назад Анастасия, неаккуратно толкнув Ольгу плечом.

Зеленоглазый незнакомец бесшумно скрылся за углом, прежде чем Ольга посмотрела в его сторону.

— Кто? Где ты кого увидела? — присмотрелась она. — Предлагаешь мне опять идти туда и смотреть?

— Не надо, — покачала головой Настя.

Она смирилась с тем, что Ольга ей не верит, и не хотела больше доказывать свою правоту, обречённую на скептическое опровержение. Стараясь больше не смотреть в дальнюю часть коридора, она вместе с подругой дошла до своей каюты, возле которой они обе остановились.

— Утро вечера мудренее, — Ольга открыла дверь пятьдесят пятой каюты, и пропустила подругу вперёд.

В каюте было темно. Проникший в неё свет бесцеремонно улёгся прямо на лицо спящего Вовки, слепя даже сквозь закрытые веки. Разбуженный то ли им, то ли шумом открываемой двери, толстяк проснулся, и, сморщив нос, начал щуриться, прикрывая глаза рукой.

— А… Это ты, — спросонья узнал он вошедшую Настю и, тут же уткнувшись носом в подушку, опять закрыл глаза.

Настя остановилась посреди каюты, и посмотрела на свободную койку, уготованную ей.

— Ну всё, давай располагайся, и ничего не бойся, — Ольга послала ей лёгкий воздушный поцелуйчик и, закрыв дверь, удалилась восвояси.

Каюта опять погрузилась в кромешную темноту, покалывающую всё тело тысячами невидимых иголочек. За стенкой глухо стукнула дверь соседней каюты, и едва различимо послышались голоса Ольги и Сергея. Постояв ещё немного в каком-то оцепенении, Настя, тихонько всхлипнув, подошла к своей кровати, сбросила покрывало, и села на постель, сложив руки замочком. Раздеваться она не стала, решив лечь спать прямо в одежде, как Вовка. Вокруг висела глухая тишина, густо перемешанная с непроглядным полумраком, синхронно нарушаемая лишь тихим прерывистым сопением Геранина. Вздохнув, Анастасия сняла обувь, приподнялась, отодвинула край одеяла, и легла, подобрав ноги. Накрывшись, она положила голову на подушку и закрыла глаза.

Ничего не изменилось. Темнота оставалась независимо от того, открыты её глаза или закрыты, походя на то страшное ощущение, когда она видела даже с закрытыми глазами. Настя лежала в постели и боялась не только шевелиться, но и просто думать. При первых же попытках задуматься о чём-то, в сознании всплывали страшные картины недавних видений. Поэтому она пыталась не размышлять вообще ни о чём. Но это было очень сложно, практически невозможно. Ведь когда сознательно пытаешься мысленно абстрагироваться от всего, то поневоле начинаешь концентрироваться на чём-то, и как назло, обычно на том, от чего стараешься отвлечься.

Что-то медленно клубилось в темноте, подрагивая и видоизменяясь. Это было очень необычно, видеть чёрное на чёрном фоне, но Настя ощущала его присутствие каким-то шестым чувством. Такое ощущение возникает, когда лежишь, желая заснуть, а кто-то стоит над тобой и смотрит на тебя, смотрит не отрываясь.

Вскоре, терпеть это чувство стало совершенно невыносимо, и девушка, нащупав лампочку-ночник, расположенную над изголовьем, включила её. Вращающееся колёсико-выключатель на лампе служило для плавного увеличения яркости света. Когда каюта немного осветилась, и пугливая темнота отпрянула назад, прячась в тенистые уголки, стало немного спокойнее. По крайней мере, теперь можно было убедиться, что ничего подозрительного в помещении не наблюдается. Сложив руки под одеялом, Настя начала тихонько шептать:

— Господи, когда же закончится это испытание? Когда нас спасут? Сколько ещё нам здесь предстоит находиться? За что на мою долю выпали такие мучения? Я хочу домой…

Тоска сжала её сердце, когда она вспомнила свой родной дом, родителей, любимую собаку и бабушкину стряпню. Как же ей хотелось вновь всё это увидеть! Вернуться туда, где все её любят, где она вновь будет в полной безопасности.

Что-то мелькнуло перед ней, и зрение тут же сфокусировалось на возникшем движении. Нечто небольшое, но очень заметное спускалось на неё сверху. Не нужно было затрачивать время, чтобы охарактеризовать появившееся существо. Это был паук. Не очень большой, но выглядящий довольно вызывающе. Его тельце не превышало размера мелкой монеты, но лапки, тонкие и очень длинные, создавали ложную иллюзию, делая паука, при беглом взгляде на него, крупнее в несколько раз, нежели он был на самом деле.

Паук неторопливо спускался на паутине откуда-то с потолка, прямо на Настю. Голова его была направлена вниз, а передние лапки при этом широко растопыривались в стороны, словно приготовленные к приземлению. Каждая конечность, существа, как и его тело, имели необычно броский окрас. Он был покрыт жёлто-чёрными полосками, напоминающими раскраску осы. Это делало его вид более угрожающим. Окончательно зловещим паука сделала светотень, мрачно играющая на его уродливых очертаниях.

Не дожидаясь, пока восьминогая мерзость спустится на её одеяло, Настя, так юрко, как только могла, вывернулась из-под спускающегося сверху паука, соскочила с кровати, и отпрыгнула в сторону. С разлёту она натолкнулась на соседнюю койку, разбудив Вовку. Тот вытаращил на неё глаза, что-то невнятно пробубнив. Лихорадочно свернув в трубочку лежавшую на столе газету, девушка уставилась на свою помятую постель, с наполовину свалившимся на пол одеялом, всматриваясь в каждую её складочку.

— Ты чего? — щурясь от света, спросил Владимир.

— Паук, — не оборачиваясь к нему, ответила Настя.

— Чё?

— Паук. Здоровый тарантул.

— Чё?

— Тут паук на меня сверху спустился, — ещё громче повторила она. — Большой.

— К-какой, на хрен, паук? — Геранин мучительно застонал.

Ему было тяжко после перебора, и возня подруги его очень сильно раздражала. — Чё ты не успокоишься никак?! Блин, достала…

Толстяк перевернулся на другой бок, и, отвернув лицо к стене, испустил демонстративно недовольный вздох. Настя не обратила внимание на его возмущение. Выгнать паука со своей кровати сейчас было для неё делом первостепенной важности. Делить постель с гадкой восьмилапой раскорякой хотелось меньше всего. Ей было бы весьма неприятно забираться в постель, осознавая, что паук её посещал. Чего уж говорить о мысли, что он всё ещё там. Нужно было убедиться, что он убежал. Хотя лучше будет вообще его убить, чтобы потом не лазил в темноте по постелям. Для этого Настя и приготовила газетку.

Внимательнейшим образом она досконально осмотрела всю поверхность кровати — не копошится ли там что-то? Но паука не было. Он словно растворился в воздухе. Не было его и на простыне, и на упавшей части одеяла. Подушка также была пустой. Осторожно вытянув руку, Настя рывком сбросила оставшуюся часть одеяла, полагая, что паук мог забраться под него. Но там тоже никого не было. Не было никого и под подушкой. Да откуда здесь вообще мог взяться паук? Подняв одеяло с пола, девушка пристально его оглядела и встряхнула, прежде чем постелить обратно на кровать. Никаких пауков. Куда же он мог деться? Убежал и спрятался?

Постояв в нерешительности ещё несколько минут, Настя наконец-то решилась лечь обратно, на всякий случай, не выпуская свёрнутую газету из рук. Забравшись под одеяло, она пару раз нервно приподнимала его, заглядывая внутрь, когда ей вдруг казалось, что кто-то там возится. Это было всего лишь нервное ощущение. Под одеялом никого не было.

— Да что же за день сегодня?! — с сердитой усталостью подумала она.

— Выключи свет, а? — повернулся к ней Вовка. — Ты же знаешь, что я не могу уснуть при включенном свете!