Зажмурившись, оглохшая Ольга схватилась за уши, выронив вёсла. При этом, правое весло, выскочив из уключины, упало в воду. Но девушке уже было не до него. Перед ней развернулось настоящее огненное безумие, поражающее своей лютой инфернальностью.
Ещё один мощный взрыв прогремел где-то в надстройке корабля. От него повылетало большинство стёкол на палубах, и отвалилась труба. Взрывом подняло в воздух шезлонги, спасательные круги и прочие мелкие предметы с палубы. С плеском, они осыпались в море, в то время как саму надстройку объяло колоссальное пламя пожара. С дьявольским воем, оно вырывалось из разбитых окон кают, ресторана и люксов.
Когда уже казалось, что взрываться больше ничего не будет, «Эвридика» довершила свою агонию последним, самым внушительным взрывом, эпицентр которого возник где-то в машинном отделении. По сравнению с ним, все предыдущие взрывы показались Ольге новогодними фейерверками. От этого безумного взрыва, корпус корабля буквально вздулся. Швы разошлись. Мелкой шрапнелью в воздухе просвистели заклёпки, вышибленные дикой ударной волной. С разрывающим барабанные перепонки грохотом, сопровождавшимся пронзительным лязгом и скрежетом, корабль переломился пополам. При этом, центральную часть многотонной махины приподняло из воды, расколов как игрушку.
Катастрофическая ярость последнего взрыва, вместе с пламенем вылетела из разломившегося корабельного нутра, увлекая за собой его всевозможные детали, поднимая их высоко в воздух, крутя, и расшвыривая по сторонам.
Повсеместно, вокруг Ольги плюхались на водную гладь разнокалиберные предметы, большинство из которых тут же уходило в пучину, оставляя позади пузырящиеся следы. Случайно взглянув наверх, девушка онемела от страха. Прямо на неё с неба падала трёхметровая крутящаяся шлюпбалка, похожая на огромную клюшку. Накрыв голову руками, Оля упала под лавку, как будто та могла её защитить. В этот момент шлюпбалка обрушилась в воду, едва не задев лодку, и обдав скукожившуюся Ольгу холодными брызгами. Какое-то время вокруг мотобота продолжалась бомбардировка падающих обломков. Некоторые падали в лодку, но были слишком мелкими, чтобы пробить днище. Когда их всплески поутихли, Вершинина рискнула высунуться из-под лавки, чтобы посмотреть на тонущую «Эвридику».
Передняя часть корабля уже завалилась на бок, и продолжала быстро переворачиваться кверху килем. Охваченная пожаром задняя половина, постепенно набирая воду, становилась в вертикальное положение, обнажив винты и руль. Под натиском давления, из щелей на корме вырывались фонтанчики пара. Даже сейчас корабль внушал мистический ужас.
Пробравшись к мотору, Ольга повторила попытку завести его. Стартер буркнул, двигатель взревел, откашлявшись вонючим облачком выхлопного газа. Вода за кормой забурлила и вспенилась. Монотонно тарахтя, лодка поплыла в туман, оставив позади кошмар, погружавшийся на морское дно. Уход останков «Эвридики» под воду сопровождался буйным шипением и всплесками, заглушающими даже рычание мотора уплывающего мотобота.
Туман всё быстрее заслонял торчавшие над водой фрагменты судна, похожие на циклопический факел. Напоследок Ольга успела различить, что носовая часть теплохода окончательно скрылась под водой, в то время как корма, возвышавшаяся над поверхностью словно башня, медленно, и как будто с большой неохотой, продолжала оседать вниз, окутываясь завесой поднимающегося пара.
Панораму кораблекрушения всё сильнее окутывал туман, быстро превратив «Эвридику» в тускнеющее пятно, а затем и вовсе растворив её в клубящейся серой дымке. Он так и не дал Ольге досмотреть трагический финал корабля-призрака, унёсшего с собой в подводную могилу все свои ужасные тайны. Не смотря на это, девушка ещё долго продолжала вглядываться в клубы тумана, вспоминая лица своих друзей, и по щекам её катились жгучие слёзы.
Шло время. На море спустились сумерки. Но теперь в них уже не наблюдалось ничего пугающего. Может быть это было связано с уничтожением Хо, а может быть Ольга уже устала их бояться, игнорируя всяческие потусторонние проявления. Сейчас ей было уже всё безразлично. Давно забросив управление, она перебралась в носовую часть мотобота, закопалась в ворох тёплых одеял, и, свернувшись калачиком, лежала там тихо-тихо, слушая, как плещутся волны, разбиваемые форштевнем, и монотонно тарахтит мотор на корме. Ей было всё равно, в каком направление плыть.
Стоило отметить, что воя аэроскатов, и шелестения их крыльев, в небе уже давно не было слышно. Лишь один раз ей показалось, что по днищу как будто бы что-то прошуршало, заставив её съёжиться ещё сильнее. Тревога была напрасной. Никто и ничто не пыталось её остановить.
Безумно хотелось спать. Но она упорно противилась сну, в ожидании своего последнего испытания. Закутанная несколькими одеялами, словно в коконе, она лежала без движений, скорчившись, поджав ноги, и обхватив себя руками, измученная, голодная, сотрясаемая жестоким ознобом. От неё уже ничего не зависело. Осталось только ждать, когда это произойдёт.
Вокруг стало совсем темно. Оля не видела этой темноты. Пребывая в каком-то полузабытье, она из последних сил старалась не отключиться окончательно, как будто это могло ей помочь добраться до заветного выхода.
И вот, наконец, это случилось. В своём полубессознательном состоянии Ольга Вершинина так и не сумела понять, произошло ли это на самом деле, или же ей это причудилось, когда она уже не могла сопротивляться сну. Сначала мотобот как будто во что-то уткнулся. Как если бы это был берег. Но днище не царапало грунт. Мотор продолжал работать, толкая лодку вперёд, хотя двигалась она всё медленнее. Сжав кулаки, Ольга зажмурилась так сильно, как только могла. Пришёл тот самый кульминационный момент. Лодка дёрнулась. При этом послышался необычайно тонкий, почти мелодичный звук, словно над ней порвалась тончайшая струна. Пробив незримую преграду, мотобот поплыл дальше, и по нему, от носа до кормы, проползло что-то шуршащее, лёгкое, издающее электрические потрескивания, на манер синтетической ткани.
Когда это проползало по Ольге, она ощутила его прикосновение, не смотря на то, что на ней была пара слоёв одеяла. Её как будто потащило назад — к корме, но не успела она перепугаться, как призрачная сила сорвалась с неё, и вернула потревоженное эфирное тело на прежнее место. Мотор кашлянул, когда сумеречная плёнка прошлась по нему, и, как ни в чём не бывало, продолжил тарахтеть в прежнем режиме. Наконец-то Ольга смогла облегчённо вздохнуть, и расслабить напряжённые мышцы. Она вырвалась из плена. Фата сумерек отпустила её.
Вместе с расслаблением к ней вернулась непреодолимая усталость, моментально отключившая её истерзанное сознание. Оля провалилась в свинцовое небытие.
Когда она вновь очнулась, был уже день. Девушка пришла в себя совсем ненадолго, всего лишь на пару минут. Она всё так же лежала под одеялами, вдыхая через узенькую щёлку свежий морской воздух. Через эту же щёлку, одним глазом она разглядела туман. Другой туман, полупрозрачный, лёгкий, совершенно обычный. Она не знала, сколько часов прошло. А может быть дней. Мотор уже не работал. Вокруг царил штиль. Мотобот мирно дрейфовал, и окружавшую тишину нарушало лишь лёгкое шуршание волн вокруг его бортов.
Но что это? Теперь Ольга смогла различить новые посторонние звуки. Далёкие, но вполне реальные. Прислушавшись к этим до боли знакомым звукам, она поняла, что издают их не аэроскаты, или какие-то другие сумеречные твари. Это были крики чаек. Самых обычных черноморских чаек.
Как странно. В сумеречном заточении она почти забыла, как звучат настоящие птичьи крики, привыкнув к унылым завываниям аэроскатов. Теперь же, визгливые вопли чаек воспринимались ею как настоящая музыка, лелеющая душу. Под эту симфонию реального мира, она вновь провалилась в глубокое небытие.
Белое, густое, влажное безмолвие. Вода, висящая над водой. Туман рассеивался, расползаясь рваными клоками вокруг красной спасательной лодки, временно ставшей Ольгиной колыбелью. Налетевший бриз всё быстрее разгонял остатки туманной завесы. По поверхности моря побежала волновая рябь.
