— А вот и запоздалая закуска! — встретил их пьяный басок Сергея. — Налетай-расхватывай!

— Осторожнее. Горячо, — предупредила Лидия, расставляя тарелки.

— А где вы картошки-то набрали? — удивился Осипов.

— Это пюре быстрого приготовления. Заливаешь кипятком и готово.

— А-а, — с долей разочарования в голосе протянул Сергей. — Порошковая… А я уж думал, настоящая.

— Я тебе её выращу что ли, настоящую? — шутливо проворчала Лида, после чего отправилась обратно на камбуз.

— Нормально. Сойдёт, — попробовал принесённое кушанье Бекас. — Кстати, в последний раз я ел такую же «картошку из пакетика» ровно год назад, когда мы с двоюродным братом ремонтировали его машину. Помнишь, Серёг, ты же тоже тогда был с нами в гараже? У нас ещё бензин потёк, а потом…

— Когда? — прищурился Сергей, не успев донести ложку до рта, и тут же вспомнил. — А-а-а! Всё, вспомнил, с Витькой, да! Ххха-хха-хха! Ага, бензин… Ха-ха-ха-ха! А потом помнишь, как?…

Он принялся стучать руками по столу, неудержимо хохоча. Смеялся и Бекас. Остальные непонимающе смотрели на них, и только Вовка улыбался, видимо также вспомнив эту забавную историю.

— Ну и чего там было в гараже? — не понимая причины их веселья, спросил Гена.

Но ребята настолько зашлись смехом, что просто не могли остановиться. Сказывался и алкоголь, уже основательно завладевший их рассудками. Тут пришла Лида, и, лучезарно улыбаясь, положила на стол заветную воблу. При виде такого «деликатеса», парни пришли в неописуемый восторг. Даже Бекас с Серёгой тут же прекратили хохотать и вытаращили глаза, словно увидели перед собой какое-то царское яство. Их рты округлились, после чего они издали благоговейное «О-о-о-о-о!».

— Где нашла? — улыбнулся Осипов.

— Где нашла — там уже нет, — гордо произнесла Лида, весьма довольная собой. — Кто ищет — тот всегда найдёт.

— Ну ты молоток, Лидка, ну сыщик! — воскликнул Бекас. — Дай я тебя поцелую, сокровище ты моё!

И он приподнялся, потянувшись к ней для поцелуя.

— Ну тебя! — игриво отстранилась та. — От тебя водкой пахнет, фу-у…

— Мужики, живём! — ликовал Сергей, пытаясь поломать одну из принесённых рыбин. — Эх-х, сухая… Как деревяшка. Ну да ничего, справимся. Спасибо, Лидунь, от всего мужского коллектива объявляю тебе благодарность!

— Рада стараться! — отсалютовав, Лидия заняла место за столом.

— Так что там у вас за история с гаражом-то? — напомнил капитан. — Я тоже хочу посмеяться.

Вспомнив про пресловутый гараж, ребята опять принялись хохотать.

— Бекас, расскажи ты, — толкнул Ивана Сергей.

— Это было в прошлом августе, — начал рассказывать Бекас. — Жарища тогда стояла страшная. Градусов тридцать пять. А брательнику как раз приспичило свой драндулет ремонтировать. У него «Нива» старенькая, у которой там передний мост начал стучать, кажется… Ну вот, Витька и уломал меня помогать ему с ремонтом, ну а я, вон, Серого позвал. Втроём-то сподручнее. Купили пивка, сухариков, ну и картошки этой растворимой. Пришли в гараж, а там духотища, как в парной. Ну, мы разделись до трусов, и давай под машиной лазить. А я чую, что-то уж больно там бензином пахнет, а откуда — не пойму. Копались в машине, копались, потом сделали перекур, сообразили по пивку. Ну я у брата и спрашиваю, мол чего так бензинищем разит? А он отвечает, мол вчера купил в запас две канистры…

Слушая Бекаса, Ольга вдруг почувствовала, что никак не может сосредоточиться на его повествовании. Поток каких-то посторонних мыслей то и дело сбивал её с нормального восприятия обстановки, унося куда-то в сторону, запутывая в клубок сложных раздумий. Избавиться от этого у неё не получалось. Чувство того, что она совершила непоправимую ошибку всё сильнее и сильнее томило её разум, всё ещё пытающийся отстоять свою правоту и бесповоротность совершённого поступка. В глубине души Ольга ругала себя за слабость, но окончательно взять себя в руки у неё не получалось. Как будто бы она сама себя загнала в угол.

Сумерки обволакивали корабль всё плотнее с каждой минутой, свидетельствуя о неизбежном приближении ночи. Свет за окнами темнел на глазах, и помещение ресторана медленно, но уверенно затапливалось вечерним полумраком.

— Скоро здесь станет совсем темно, — подумала Ольга. — Нужно включить свет.

— …что самое удивительное, нас даже в милицию не забрали! Настолько все были шокированы нашим видом! — подвёл итог своей истории Бекас. — Но это надо было видеть! Когда Серёга, весь в саже, прыгал там, туша свою рубашку! Ха-ха-ха!

— Мне показалось, что там пожар начался, — разъяснил Сергей. — Это сейчас смешно вспоминать, а тогда я реально трухнул. Ну кто мог подумать, что этот балбес-Витька сообразит налить бензин в худую канистру?

— Помню я этот их ремонт, — вторила ему Лида. — Бекас тогда прибежал домой весь чумазый, в одних трусах, и с опалёнными бровями! Весь двор переполошил.

И они все вместе расхохотались до слёз. Теперь с ними смеялся и Гена.

— Чтобы бензин тушили пивом — это конечно уникальный способ! — восклицал он.

— Помню, Серый вопит: «Плещите мне на ноги! У меня ноги горят!». Я пытаюсь вырвать бутылку у Витьки, а тот орёт: «Нельзя! Пиво не отдам! Щас ещё сильнее полыхнёт — там же спирт есть!» В общем, это было шоу! — от души веселился Бекас.

Сидевший рядом Вовка лишь улыбался, глядя на них. Пропустившая историю мимо ушей Ольга, чтобы поддержать компанию, тоже деликатно посмеялась вместе с друзьями, после чего, выбрав момент, встала из-за стола, и отправилась к выключателю. Сгущающаяся темнота не давала ей покоя. Наконец выключатель щёлкнул, и серебристые люстры нежно залили ресторан мягким спасительным светом, моментально оттеснившим сумрак обратно за оконные стёкла. Благодаря этому, на душе стало немного поспокойнее. Оля вернулась за стол, к своим смеющимся друзьям, внешне кажущимся такими беззаботными.

Multa sunt in moribus dissentanea multa, sine ratione. Ещё одна людская странность. Почему они смеются? Неужели страшная смерть близкой представительницы их вида так быстро ими забылась? Почему вообще возникают такие нелепые парадоксы в мире людей? Почему они так часто плачут на свадьбах и смеются на поминках? Что это значит?

Есть только один ответ. Причиной является всё та же уникальная защитная система человеческой психики. Когда нагрузка становится слишком тяжёлой и невыносимой, когда тоска начинает сводить с ума, люди спасают сами себя, смеясь, когда уже не хватает слёз для того, чтобы плакать. Этот неестественный, искусственный, патологический смех вытаскивает больную душу из пучины непроглядной скорби, возвращая человеку желание жить дальше.

— Давайте споём? — неожиданно предложил Сергей.

Он был уже основательно пьян. Это было заметно по его движениям, лишённым координации, по заплетающемуся языку, и блуждающему взгляду пустых тусклых глаз.

— Давай! — поддержал его Бекас, который был ещё сильнее «нагружен», и даже сидел пошатываясь. — А что споём?

— Ну-у-у, незнаю. Ик. Ч-что-нибудь. Такое, чтобы э-эх-х! — Сергей сжал кулак и потряс им в воздухе.

После этого все начали вспоминать песни, которые можно было спеть. Найти подходящую оказалось сложнее, чем предполагалось. Если кто-то один знал слова какой-либо предлагаемой песни, то их не знали остальные. В конце концов выяснилось, что никто не знает таких песен, которые были бы известны всем присутствующим без исключения. Или же их знали, но не могли вспомнить слов. Воспользовавшись этими пьяными выяснениями, Ольга попыталась тихонько увести Сергея в каюту.

— Серёж, — она слегка потянула его за рукав. — Может быть, хватит на сегодня? Ты уже сильно пьяный. Пойдём спать?

— Погод-ди! — громко ответил Сергей. — Всё н-нормально! Ик. Вот спою сейчас, и пойду спать. Я должен спеть, понимаешь? Это важно.

— Понимаю, — вздохнула Ольга.

— Так что петь-то будем? — спросил Гена.

— Щас, погоди, кэп, — помахал перед ним указательным пальцем Бекас, — мы вспомним какую-нибудь нормальную песню, и с-споём без базара! Ну чё, ребят, ё-моё, неужели вы ни одной песни не знаете, блин! Ваще, нормально.