— Ничего не хочу слушать! Ты уже всё сказала. Ну, правильно, давайте все наши беды спишем на умершую, давайте! Все виноваты! Все, кроме тебя! И особенно Лидка виновата, Лидка — раззява! Проворонила Настю, проспала. А ты — не виновата, не-ет. Ты — чистенькая, справедливая и непорочная! Прямо святая какая-то! Послушай, а может быть, это ты тот канат перерезала? Может быть, ты во всём виновата, а? Ты всё подстроила, и теперь сваливаешь на Настю! Может быть, она даже погибла из-за тебя!

— Ну знаешь что, Лидка, это уже ни в какие ворота не лезет! — наконец не вытерпел Сергей. — Прекрати эту истерику! Что ты мелешь?!

— А ты вообще молчи, защитничек! Пошли вы все к чертям собачьим! Ненавижу… — после этих слов раскрасневшаяся Лидия, едва не опрокинув стул, бросилась на выход, по пути бормоча сквозь зубы. — Идиоты. Лидка у них сволочь. А сами все хорошенькие. Сборище придурков…

Побледневшая Ольга тут же вышла из-за стола и быстрым шагом направилась вслед за убежавшей подругой.

— А ты-то куда? — растерянно попытался её остановить Сергей, но та не обратила на него внимания.

Тогда он, поёрзав немного, сорвался и кинулся за ней следом, оставив Бекаса сидеть в одиночестве.

— Дурдом какой-то… — тихонько прошептал Иван, глядя на Сергея, бегущего вслед за Ольгой.

Когда двери за ними закрылись, он издал то ли вздох, то ли стон, положил руки на столешницу, и устало опустил на них отяжелевшую голову.

Чаши весов дрогнули. Спектакль начинается…

Прохладная сырость густого тумана частично привела Геранина в чувства. Двигаясь по прогулочной палубе, он вдруг осознал, что сам не понимает куда идёт, и от кого пытается убежать. Поняв это, толстяк остановился, и, тяжело дыша, подошёл к заграждению. Потом он уткнулся лбом в поручень, плотно зажмурив глаза. Слёзы подкатывались к его горлу, и он то и дело стучал кулаком по влажному поручню, слушая глухие звуки ударов, расходившийся по нему. Вовке было очень страшно. Ещё никогда он не ощущал такого давящего одиночества.

Почему-то именно сейчас он вспомнил о Насте. Вспомнил радужные и чудесные моменты, которые она ему подарила в прошлом. Вспомнил, как ласкова и добра она была с ним. Ведь он этого никогда не ценил, принимая как должное. Он считал, что она с ним ради денег. Он всегда думал только о деньгах, и о власти над людьми, которую дают эти деньги. Смерть Анастасии словно приоткрыла ему глаза. Ведь она была единственной, относившейся к нему как человеку, а не как к полному ничтожеству. Не смотря на все его недостатки.

Осмысление этой потери окончательно выбило Владимира из колеи. Больше всего на свете ему сейчас хотелось к маме. Хотелось спрятаться в её объятьях, и верить её успокаивающим речам. Ему хотелось домой. Он больше не мог выносить этого заточения. Понимание того, что Насти больше никогда не будет, что она исчезла навсегда и больше не вернётся, буквально выдернуло его из жизни-сказки, и швырнуло в жизнь-реальность. Он не был к этому готов. В последние дни Настя его, конечно же, раздражала своим необычным поведением, но он почему-то был абсолютно уверен в, что скоро всё нормализуется, и подруга вновь придёт в себя. А она не пришла. Она умерла.

Также, Вовке не давало покоя воспоминание странной кровавой иллюзии, слишком ужасной для того, чтобы поверить в неё. Он старался отмахиваться от этого воспоминания, когда оно снова к нему возвращалось. Его разум был не в силах переработать столько кошмарных картин одновременно. Геранин не знал, что теперь будет с ними. И, главное, он не ведал, что ожидает конкретно его самого. Тихо хныча, толстяк стоял на палубе, вцепившись в поручень, и время от времени что-то бормоча в туман.

— Хо, хо, хо… — вдруг донеслось откуда-то издалека.

То ли усмешка, то ли кашель.

— Что? — отстранившись от поручня, Владимир посмотрел на пустую палубу, лихорадочно вытирая глаза и шмыгая носом.

Кроме пары старых шезлонгов там ничего не было. С другой стороны также была пустота. Но Вовка почему-то чувствовал, что рядом с ним есть кто-то ещё. На самом деле, не почудился же ему этот звук.

— Эй, — осторожно позвал он.

Туман впереди слегка потемнел, после чего в нём проступил силуэт человеческой фигуры. Человек медленным шагом двигался к нему. Отойдя от заграждения, Геранин принял выжидающую позу, и продолжал наблюдать за ним. Не произнося ни слова, незнакомец продолжал идти в его сторону, всё отчётливее и яснее проступая из тумана. Теперь стало понятно, что на нём надет тёмный дождевик, капюшон которого опущен так низко, что лица совершенно не было видно. Вовка принял его за капитана Осипова, и продолжал спокойно дожидаться на одном месте. Когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров, толстяк заподозрил неладное. Походка человека в дождевике была какой-то странной, да и вообще, по мере своего приближения он всё меньше и меньше напоминал Генку. Но если это не Генка, то кто же тогда?

— Гена? — Геранин машинально схватился рукой за поручень.

Услышав это имя, тот, кого он принял за капитана, сразу остановился и замер. Секунды тянулись долго и томительно. Вовку бросило сначала в жар, потом в холод. Он весь покрылся испариной. Таинственный человек был необычайно высоким, гораздо выше Гены и Сергея. В нём было не меньше двух метров роста. На ногах темнели мощные чёрные ботинки, кисти рук скрывались в длинных широких рукавах серого дождевика, сплошь покрытого мельчайшими росинками мороси. От пришедшего веяло холодом и пахло подвалом.

— Се-рёга? — заплетающимся от нарастающего страха языком проблеял толстяк.

— Хо, хо… — ухнул незнакомец в ответ.

От каждого этого уханья край его капюшона, закрывавшего лицо, слегка дёргался. Звуки были настолько страшными, что ноги у Геранина тут же сделались ватными, а сердце отчаянно затрепетало. Но он не мог сойти с места, и стоял как вкопанный, глядя на этот мрачный гибрид рыбака и монаха.

Наконец, руки пришельца поднялись. При этом рукава сползли ниже, обнажив страшные нечеловеческие кисти: чёрные, с необычайно длинными пальцами и когтями-крючками. Увидев его демонические конечности, Вовка вжался в заграждение, не в силах даже закрыть рот. Вместо крика он мог источать только слабый хрип. А незнакомец совершенно спокойно сдвинул края капюшона назад, и медленно обнажил своё лицо. Не полностью, а лишь частично. Но этого было вполне достаточно, чтобы увидевший его парень, испустив слабый и тонкий, поистине девчачий визг, бросился бежать прочь, задыхаясь и размахивая руками, точно отбиваясь от стаи диких пчёл. Вместо лица у неведомого существа были лишь сплошные зубы. Точнее, его личина состояла из одной пары широких челюстей, усеянных блестящими кинжалами клыков. Таким образом, вся она, от лба до подбородка, представляла из себя одну большую пасть. И эта пасть медленно раскрылась, испустив леденящее душу шипение.

Подстёгиваемый этим невыносимо-ужасным звуком, Геранин нёсся по палубе сломя голову, пока вдруг под ногу ему не подвернулось неожиданное препятствие — металлический ящик, споткнувшись об который, он растянулся на холодном полу, предварительно прокатившись по нему на пузе около метра. Приготовившись к самому худшему, Вовка весь съёжился и заскулил, моля о пощаде, но с ним ничего не произошло. Вскоре толстяк решился открыть глаза. Вокруг был всё тот же туман и пустынная палуба. Зубастого призрака и след простыл. Видимо, он не собирался его преследовать. Но вдруг раздались чьи-то шаги, и Владимира вновь обдало холодным потом. Прямо перед его лицом остановилась пара чёрных ботинок. Незнакомец теперь нависал над ним. Трясущийся Владимир начал медленно поднимать глаза, пока его обречённый взгляд не увидел руку… Нет, она была уже совсем не чёрной, длиннопалой и когтистой. Это была обычная человеческая рука, протянутая ему. А потом прозвучал знакомый голос:

— Вставай, бегун. Не расшибся? От кого ты так улепётывал?

Это был пришедший за ним Гена Осипов.

— Я… Гена… — с трудом осознавая своё спасение, выдавливал из себя Вовка. — Это… Ты?