Бои на Ельнинском выступе шли целую неделю — почти беспрерывно, лишь на два-три часа (да и то не всегда) затихая ночью. Но это была относительная тишина — с обеих сторон не прекращался ружейно-пулеметный огонь, делали свое дело войсковые разведчики, пытались достать «языков» и немцы. В небо (фашисты очень боялись наших ночных внезапных атак) поминутно взлетали осветительные ракеты. Но за эти часы кажущейся передышки в полки успевали подвезти пищу и боеприпасы, а с передовой эвакуировать раненых. Медсанбат Сотой, развернувший свое «хозяйство» в лесу севернее Ушакова, был перегружен. Хирурги и операционные сестры от усталости валились с ног. Военные врачи Лебедев, Гантман, Петров, Дегтярев и многие другие оперировали раненых без отдыха сутками, зачастую вынуждены были сами ловить попутный транспорт, чтобы отправить их дальше в тыл, освобождая места для вновь поступающих из частей.
Ночью, вернувшись с передовой, комиссар дивизии старший батальонный комиссар Филяшкин и начальник политотдела батальонный комиссар Моисеев знакомились с политдонесениями из полков, ставшими в те дни живой летописью мужества и героизма сотовцев, их боевых подвигов, документами, на века запечатлевшими геройскую славу живых и павших, светлую память тех, кто здесь, под Ельней, отдал за Родину, за будущую победу жизнь.
…Батальон капитана Ивана Марчука штурмовал в эти дни деревню Быково. Несколько атак не дали результата — противник огрызался шквальным огнем, перекрестные пулеметные очереди не давали нашей пехоте поднять головы, несколько раз боевые порядки батальона бомбила немецкая авиация. Тогда командир восьмой роты (в нее вместе с пополнением влилась большая группа политбойцов-добровольцев из московского и ленинградского коммунистических батальонов) лейтенант Голобородько предложил комбату провести обходный маневр. Рота при отвлекающем огне остальных подразделений батальона использовала рельеф местности и во главе с лейтенантом Голобородько и политруком Ахметзяновым сумела пройти во фланг укрепленных вражеских позиций и внезапным ударом выбила немцев из первой линии траншей. До Быкова осталось рукой подать, тем более что по плану боя через некоторое время должны были вновь пойти в атаку остальные роты. Но враг быстро пришел в себя и попытался отбить у роты Голобородько свои потерянные позиции. После сильного минометного обстрела на роту пошли четыре танка и большая группа вражеских автоматчиков. Один танк бутылкой с горючей смесью поджег замполитрука Добренький, другой — группа бойцов, которую повел за собой лейтенант Голобородько. В окопах и траншеях началась рукопашная схватка. Наши бойцы расстреливали фашистских солдат в упор, кололи штыками, рубили малыми саперными лопатами. Все прорвавшиеся на позицию роты немецкие автоматчики были уничтожены, оставшиеся неповрежденными два танка, не имея поддержки своей пехоты, отошли. В этом бою погибли многие бойцы восьмой роты, был ранен политрук Ахметзянов — ранен, но не ушел с переднего края.
Капитан Марчук сумел добраться в роту только по-пластунски — ее все время обстреливали из минометов. Уточнил обстановку, спросил у командира роты и политрука, как они предполагают действовать дальше.
— Атаковать Быково ночью!
Но едва начало темнеть, над батальоном, обложившим Быково с трех сторон, стали поминутно взлетать осветительные ракеты. Но и в этой обстановке ротам удалось выйти на ближние подступы к деревне. По красной ракете батальон одновременно с трех направлений атаковал Быково и выбил из него противника.
В другом политдонесении сообщалось о подвиге начальника связи одного из дивизионов 46-го гаубичного артполка лейтенанта Серелюка. Во время огневого боя с противником прервалась связь командира дивизиона с батареями. Лейтенант Серелюк сам пошел на прорыв. Где бегом, где по-пластунски он двигался по кабелю от НП к огневым и вдруг в неглубоком овражке услышал за спиной: «Рус! Сдавайсь!» Оказалось, что группа автоматчиков просочилась в наш тыл — наверняка с диверсионным заданием нарушать связь, при возможности брать в плен или уничтожать поодиночке советских бойцов и командиров. Но лейтенант, вооруженный только пистолетом ТТ, не растерялся. Умело маскируясь, переползая с одного места на другое, он меткими выстрелами уничтожил всех автоматчиков и, хотя был тяжело ранен, сумел найти порыв и восстановить линию связи. Товарищи нашли его в месте повреждения кабеля. Он был без сознания, а неподалеку валялись трое убитых фашистов…
Из 355-го полка среди прочих фактов сообщали о том, как отважно и умело сражаются с врагом бывшие ученики ленинградской артиллерийской спецшколы, прибывшие в составе коммунистического добровольческого батальона, рядовые номера орудийных расчетов полкового артдива Виктор Догадаев, Евгений Гарткевич, Николай Воробьев, Петр Кудрявцев…
Кирилл Иванович Филяшкин вспомнил свою первую встречу с ними полтора месяца назад, когда принимали пополнение. Умные, серьезные, идейно крепкие, подкованные, временами наивные ребята. Но Ельня, этот жаркий август закалили их всех. Дерутся отлично, высоко несут честь ленинградцев. «Надо будет обязательно встретиться с ними», — отметил для себя комиссар дивизии.
…Александр Кашин — тоже из добровольцев прибывшего в полк пополнения. Комсомолец. Разведчик. По заданию командира 331-го стрелкового полка возглавил группу разведчиков, ходивших в немецкий тыл — уточнить старые и выявить новые цели для артиллеристов. Возвращаясь к себе, разведчики неожиданно наткнулись на немецких автоматчиков. Кашин передал карту с нанесенными на нее отметками целей одному из товарищей, приказал всем быстро отходить к своим, а сам остался прикрывать отход. Вооруженный автоматом ППД-40, Александр Кашин, умело маскируясь и часто меняя позицию, уничтожил до полутора десятков вражеских солдат и без единой царапины вернулся в штаб полка. А разведкарта была к этому времени уже передана артиллеристам.
Донесения комиссара 85-го стрелкового полка старшего батальонного комиссара Н. Волобуева… Десятки фамилий! И не всегда рассказывалось о конкретном содержании подвига — героизм сотовцев был действительно массовый, повседневный, каждоминутный. Подвиг — это уже то, что человек дрался под Ельней, честно выполнял в этом аду приказы своего командира. Да и времени у комиссара не было, чтобы описывать подробности. Только воинские звания, имена и фамилии — это нужно было сохранить для истории, для потомков. И почти после каждой фамилии одно слово — «коммунист» или «комсомолец».
Так же коротко и скупо сообщал о боевых делах полка комиссар 355-го (и временно исполняющий должность командира) старший батальонный комиссар Г. Гутник. Тоже десятки фамилий, и тоже почти после каждой: «член ВКП(б)», «кандидат в члены ВКЛ(б)», «член ВЛКСМ». В критическую минуту боя командира батальона Ф. Безуглова заменил старший лейтенант Л. Базарнов. Погиб политрук роты Б. Серов («Какой был умница парень!» — горько качнул головой комиссар). И еще одна фамилия обратила на себя внимание Кирилла Ивановича Филяшкина — Винокурова. Красноармеец Винокурова, говорилось в политдонесении, успешно овладев специальностью телефонистки, хорошо справляется со своими обязанностями в любой обстановке, надежно обеспечивая связь командира с подразделениями.
Филяшкин улыбнулся, вспомнив: ну конечно же, это она, та самая — невысокая, плотненькая, светловолосая и, видно, очень добрая и веселая характером девочка, которую он приметил на сборном пункте дивизии еще 23 июня.
— А ты кто такая? — изумленно спросил он тогда.
— Винокурова Валя…
— И что ты здесь делаешь?
— Примите в армию, товарищ командир! Телефонисткой буду, санитаркой… Что прикажете.
— А сколько ж тебе лет? Только честно.
— В ноябре будет восемнадцать. Честно.
— Ну тогда и я честно: иди-ка ты, девочка, домой, к маме и папе.
— А я не минская, я приехала сюда в гости, к родственникам. Я из Москвы.
— Тогда уезжай домой. Пока можно уехать.
— Я уже письмо написала, что остаюсь.
— Да пойми ж ты: не имеем мы права тебя в часть зачислять!..
