Гость ушел. Судья Сантини устало откинулся на подушки. Сегодня вечером он был совершенно измотан, сильнее, чем когда бы то ни было.

Всего две недели до нового года. До нового столетия. Будет забавно писать «две тысячи» вместо «тысяча девятьсот с чем-то», как он делал всю жизнь.

1 января 2000 года. Эта дата казалась какой-то странной. Он позвонил, чтобы пришла Роза и накапала лекарство. Сколько в новом столетии ему суждено прожить? Мысль была невеселой.

В тихой комнате тиканье старомодных часов казалось громким.

— Тебя хочет видеть лейтенант! — крикнул Стив в комнату, где сидели детективы.

Энди в ответ махнул рукой, встал и с удовольствием распрямился, охотно оставляя кипу рапортов, над которыми корпел. Он плохо спал ночью и теперь здорово устал. Сначала этот выстрел в мальчишку, потом уход Ширли — для одной ночи вполне достаточно. Где ее искать? Однако он не мог просить ее вернуться, поскольку Беличеры по-прежнему жили у него. Уже не в первый раз его мысли путешествовали по замкнутому кругу. Что же дальше?

Он постучал в дверь кабинета лейтенанта и вошел.

— Вы хотели меня видеть, сэр?

Лейтенант Грассиоли кивнул, затем проглотил таблетку и поперхнулся водой, которой запивал лекарство. У него начался приступ кашля, и он в изнеможении опустился в потертое вращающееся кресло. Сегодня он выглядел особенно скверно.

— Язва собирается убить меня в ближайшие дни. Слышал, чтоб кто-нибудь умирал от язвы?

На подобные вопросы ответа не было. Энди гадал, почему лейтенант затеял этот разговор. Это было на него непохоже. Обычно он не удосуживался беседовать по душам.

— Наверху не очень-то обрадовались, что ты застрелил этого Чуна, — сказал Грассиоли, роясь в рапортах и папках, которыми был завален его стол.

— Что вы имеете в виду?

— Черт, только то, что у меня недостаточно хлопот с отделом, так я еще должен впутываться в политику. Центральная улица думает, что ты угробил на это дело слишком много времени; у нас на участке с тех пор, как ты начал это дело, две дюжины нераскрытых убийств.

— Но… — Энди был ошарашен, — вы сами мне говорили, что комиссар приказал бросить меня на это дело. Вы говорили, что я должен…

— Неважно, что я говорил, — проворчал Грассиоли. — Комиссара не достать по телефону, по крайней мере мне. Ему глубоко наплевать на убийцу О’Брайена, и никто не интересуется этим мошенником из Джерси Куоре. Более того, помощник комиссара без конца наезжает на меня из-за того, что застрелили Билли Чуна. Все валят на меня.

— Больше похоже на то, что все валят на меня.

— Не перечь мне, Раш. — Лейтенант встал, отпихнул ногой кресло и повернулся спиной к Энди, глядя в окно и барабаня пальцами по раме. — Помощник комиссара — Джордж Чжу, и он думает, что ты хотел отомстить за что-то косоглазым, выследив этого мальчишку и прихлопнув его вместо того, чтобы арестовать.

— Вы сказали ему, что я действовал по приказу, лейтенант? — тихо спросил Энди. — Вы сказали ему, что он был застрелен случайно, ведь это написано в моем рапорте?

— Я ничего ему не говорил. — Грассиоли повернулся к Энди. — Люди, заставившие меня заниматься этим делом, не разговаривают. Мне нечего сказать Чжу. В любом случае он зациклился на расовой проблеме. Если бы я попытался рассказать ему, что произошло на самом деле, я бы только создал лишние неприятности себе и участку — всем. — Он опустился в кресло и потер дергающийся глаз. — Я разговариваю с тобой напрямую, Энди. Я собираюсь свалить ответственность на тебя, пусть будешь виноват ты. Я собираюсь на шесть месяцев снова одеть тебя в форму, пока все не уляжется. В зарплате ты ничего не потеряешь.

— Я не ожидал никакой награды за раскрытие этого дела, — сердито сказал Энди, — или за арест убийцы, но такого я не ожидал. Я могу обратиться в управление?

— Можешь, ты можешь это сделать. — Лейтенант довольно долго молчал — очевидно, ему было не по себе. — Но я прошу тебя этого не делать. Если не ради меня, то ради участка. Я знаю, что это нечестная сделка, но в итоге все будет в полном порядке. Как только смогу, я верну тебя в отдел. И в любом случае ты не будешь заниматься чем-то совершенно незнакомым. Нас всех следовало бы отправить на патрулирование улиц за ту следственную работу, которую мы проводим. — Он со злостью ударил ногой по ножке стола. — Что скажешь?

— Все это воняет дерьмом.

— Знаю, что воняет! — заорал лейтенант. — Но что еще, черт подери, я могу сделать? Думаешь, меньше будет вони, если ты подашь жалобу в управление? У тебя не будет никакого шанса. Тебя выгонят с работы и вообще из полиции, да, вероятно, и меня вместе с тобой. Ты хороший полицейский, Энди, а таких осталось немного. Управлению ты нужен больше, чем оно тебе. Плюнь ты на это. Что скажешь?

Воцарилось долгое молчание, и лейтенант повернулся к окну.

— Ладно, — наконец сказал Энди. — Я сделаю так, как вы хотите, лейтенант.

Он вышел из кабинета без разрешения: ему не хотелось, чтобы лейтенант его благодарил.

— Еще полчаса, и мы окажемся в новом веке, — сказал Стив Кулозик, топая ногами по заледеневшей мостовой. — Я слышал вчера по телевизору какого-то шутника, пытавшегося объяснить, почему новое столетие начнется в следующем году. Но он, должно быть, идиот. Полночь, двухтысячный год, новый век. В этом что-то есть. Посмотри-ка.

Он показал на большой экран, установленный на старом Таймс Билдинге. По экрану бежали строки, написанные трехметровыми буквами:

ДЕСЯТКИ ПОГИБШИХ ИЗ-ЗА РЕЗКОГО ПОХОЛОДАНИЯ НА СРЕДНЕМ ЗАПАДЕ.

— Десятки, — проворчал Стив. — Могу поспорить, что они и не считают. Они знать не хотят, сколько людей умерло.

«СООБЩЕНИЯ О ГОЛОДЕ В РОССИИ НЕ СООТВЕТСТВУЮТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ», — заявил Галыгин в президентском обращении к народу утром нового столетия.

СВЕРХЗВУКОВОЙ САМОЛЕТ ВМФ США ПОТЕРПЕЛ АВАРИЮ В САН-ФРАНЦИССКОМ ЗАЛИВЕ.

Энди взглянул на экран, а потом на бурлящую толпу на Таймс-сквер. Он уже привык носить синюю форму, хотя по-прежнему ему было не по себе, когда рядом находился кто-то из отдела.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он Стива.

— То же, что и ты, — нахожусь в распоряжении вашего участка. Они по-прежнему требуют подкрепления, думают, что будут беспорядки.

— Они не правы. Чересчур холодно, да и людей не так уж много.

— Тревожатся не из-за этого, а из-за сумасбродных верующих. Они говорят, что наступает Судный день или черт знает что еще. Они группами собираются по всему городу. Они будут чертовски недовольны, если мир не подойдет в полночь к своему концу, так как, по их мнению, это должно произойти.

— А мы будем еще больше недовольны, если это случится!

Над головами бежали гигантские слова:

КОЛИН ОБЕЩАЕТ БЫСТРО ПОКОНЧИТЬ С ЗАДЕРЖКОЙ ПРИНЯТИЯ ДЕТСКОГО ЗАКОНА.

Толпа медленно колыхалась, люди вытягивали шеи, глядя на экран. Затрубили какие-то трубы, и в гомон толпы вплелись звон колокольчиков и жужжание трещоток. Все оживились, когда на экране появилось время:

23.38 — ВСЕГО 22 МИНУТЫ ДО НОВОГО ГОДА.

— Конец года и конец моей службы, — сказал Стив.

— Ты о чем? — спросил Энди.

— Я ухожу. Я обещал Грасси остаться до первого января и не болтать об этом до самого ухода. Я поступаю в войска штата. Буду охранником в одном из трудовых лагерей. Вновь Кулозик наестся… едва могу дождаться.

— Стив, ты меня разыгрываешь. Ты лет двенадцать служил в полиции. Ты дослужился до детектива второго класса…

— По-твоему, я похож. на детектива? — Он легонько постучал дубинкой по бело-синему шлему. — Смотри в лицо фактам. С этим городом все ясно. Здесь нужны дрессировщики, а не полицейские. У меня будет отличная работа, мы с женой станем хорошо питаться, и я уберусь из этого города навсегда. Я здесь родился и вырос, но скажу тебе, что не буду по нему скучать. В штате нужны опытные полицейские. Они бы взяли тебя моментально. Почему бы тебе не пойти со мной?