— Думаешь, вам удастся его поймать?
Энди пожал плечами и подул на кофе.
— Трудно сказать. Если он уйдет на дно или уедет, возможно, мы его больше не увидим. Теперь следует положиться только на случай. Хотелось бы убедить в этом муниципалитет.
— Значит… ты по-прежнему занимаешься этим делом?
— Наполовину. На нас по-прежнему давят, требуя поскорее найти мальчишку, но Грасси удалось убедить их, что я могу заниматься расследованием лишь часть рабочего времени, и они согласились. Поэтому я должен половину рабочего времени заниматься этим делом, а остальное время — дежурить. Что — поскольку ты знаешь Грасси — означает, что я весь рабочий день дежурю, а в остальное время разыскиваю Билли Чуна. Я уже начинаю ненавидеть этого парня. Хорошо, если бы он утонул, а мне удалось бы это доказать.
Ширли села напротив с чашкой кофе.
— Значит, вот так ты провел последние дни.
— Вот так я их и провел. На дежурстве и на Кенсикском водохранилище последние два дня. Не было никакой возможности заскочить сюда или послать весточку. Я и сейчас на дежурстве и должен в восемь отметиться, но я должен был увидеть тебя. Сегодня тридцатое. Что ты собираешься делать, Ширли?
Она молча покачала головой и уставилась в стол. Пока он говорил, на ее лице появилось безрадостное выражение. Он перегнулся через стол и взял ее за руку, но она будто не заметила этого. Однако руку не отняла.
— Мне тоже не хочется об этом говорить, — сказал он. — Эти последние недели были в общем… — Он решил сменить тему разговора. Он не мог выразить все, что чувствовал, особенно сейчас. — Тебе докучала сестра О’Брайена?
— Она приходила, но ее не пустили в здание. Я сказала, что не хочу ее видеть, и она закатила сцену. Тэб сказал мне, что весь обслуживающий персонал получил большущее удовольствие. Она написала записку, что будет здесь завтра, чтобы забрать все вещи, поскольку это последний день месяца. Полагаю, она может это сделать. Среда — это уже первое, так что срок истекает в полночь.
— Какие у тебя планы в отношении того, куда… что ты собираешься делать? — Слова прозвучали грубовато, но лучше сказать он не смог.
Ширли помолчала немного и покачала головой.
— Я вообще об этом не думала, — сказала она. — Когда ты здесь, это для меня праздник, и я все время откладываю заботы на следующий день.
— Это в самом деле был праздник! Надеюсь, мы не оставили этой змее ни пива, ни виски?
— Ни глоточка!
Они рассмеялись.
— Должно быть, мы пропили целое состояние, — сказал Энди. — Но я ни капельки об этом не жалею. А как насчет еды?
— Осталось немного крекеров… и еще куча всего, чтобы приготовить классный ужин. В морозильнике у меня лежит тилапия. Я надеялась, что мы съедим ее вместе: своего рода отвальная, вместо новоселья.
— Я — запросто, если ты не против такого позднего ужина. Уже полночь.
— Я «за». Это будет забавно.
Когда Ширли радовалась, все говорило об этом. Энди оставалось только улыбаться. Казалось, у нее в волосах появился новый блеск; она вся словно лучилась радостью и счастьем. Энди это чувствовал и радовался вместе с ней. Он знал, что если сейчас он не задаст своего вопроса, то уже не сделает этого никогда.
— Послушай, Ширли… — Он взял ее руки в свои и почувствовал ее тепло. — Может, ты пойдешь ко мне? Ты можешь жить у меня. Правда, комната не такая большая, но меня почти не бывает дома, так что я не буду путаться под ногами. Все будет твоим, если пожелаешь. — Она открыла рот, но он приложил палец к ее губам. — Подожди, не отвечай! Соблазнить мне тебя нечем. Все это временно — столько, сколько захочешь. Ничего похожего на Челси-парк — грязный дом без лифта, половина комнаты и…
— Помолчи, пожалуйста! — рассмеялась она. — Я уже несколько часов пытаюсь сказать «да», а ты, похоже, хочешь меня отговорить.
— Что?
— Больше всего на свете я хочу быть счастливой. А эти недели с тобой я была так счастлива, как никогда за всю свою жизнь. И ты не испугаешь меня своей квартирой. Ты бы видел, как живет мой отец, а я ведь тоже там жила до двадцати лет.
Энди удалось обойти вокруг стола, не свалив его, и он прижал ее к себе.
— Мне нужно быть в участке через пятнадцать минут, — с сожалением сказал он. — Жди меня здесь. Я работаю до шести, но вряд ли меня в это время отпустят. Мы устроим отвальную, а потом перевезем твои вещи. У тебя их много?
— Все поместится в три чемодана.
— Великолепно. Мы их просто перенесем или возьмем такси. Мне нужно идти. — Его голос изменился. — Поцелуй меня.
Она подняла к нему сияющее лицо…
Уйти от Ширли стоило Энди больших усилий. Перед уходом он прокрутил в голове все возможные варианты оправданий своего опоздания, хотя знал, что ни один из них не удовлетворит лейтенанта. Спустившись в вестибюль, он услышал какой-то шум с улицы. Швейцар, Тэб и еще четыре охранника толпились у входной двери, выглядывая на улицу. Когда Энди подошел, они расступились.
— Вы только посмотрите, — сказал Чарли, — что творится.
Противоположная сторона улицы была почти не видна, скрытая завесой падающей воды. Дождь лил как из ведра, а канавы превратились в стремительно несущиеся потоки. Взрослые толпились у дверей и в подъездах, но дети, радуясь и визжа, бегали по улице, садились на тротуар и болтали ногами в вонючем потоке.
— Канализации не справиться с таким ливнем, вода поднимется на пару футов. Кое-кто из этих детишек точно утонет, — сказал Чарли.
— Такое происходит каждый раз, — подтвердил охранник Ньютон, кивая со зловещим удовлетворением. — Малышей сбивает волной, и никто даже об этом не знает, пока не заканчивается дождь.
— Можно вас на минуточку? — спросил Тэб, дернув Энди за рукав, и отошел в сторону.
Энди последовал за ним, расправляя слипшиеся складки плаща.
— Завтра — тридцать первое, — сказал Тэб.
Он взял у Энди плащ и помог ему его надеть: рукав склеился, и Энди с трудом протолкнул туда руку.
— Я полагаю, что тебе следует поискать другую работу, — сказал Энди, слушая шум дождя и думая о Ширли.
— Я не это имел в виду, — сказал Тэб, отвернулся от окна и стал смотреть на улицу. — Я о Ширли. Она завтра должна освободить квартиру. Я слыхал, что эта старая крыса, сестра мистера О’Брайена, наняла гужевик. Она в первую очередь вывезет всю мебель. Если б я знал, что собирается делать Ширли?
Сложив руки на груди, он наблюдал за ливнем с невозмутимостью изваяния.
Это не его дело, подумал Энди. Однако Тэб знал ее намного дольше, чем он, Энди.
— Ты женат, Тэб? — спросил он.
Тэб искоса взглянул на него и хмыкнул.
— Женат и очень счастлив, у меня трое детей. И я не брошу семью, даже если мне предложат одну из телезвезд вот с такими грудями. — Он пристально посмотрел на Энди и улыбнулся. — Тут вам не о чем беспокоиться. Просто мне нравится эта девчонка. Она отличная девчонка — вот и все. Меня беспокоит ее судьба.
Тут нет никаких тайн, подумал Энди, понимая, что такие вопросы ему будут задавать часто.
— Она собирается жить у меня, — сказал он. — Я зайду сегодня вечером и помогу ей перебраться.
Он взглянул на Тэба. Тот серьезно кивнул:
— Очень хорошо. Рад слышать. Надеюсь, все будет замечательно.
Он отвернулся и опять стал смотреть на дождь, а Энди взглянул на часы и, увидев, что уже почти восемь, выбежал на улицу. Воздух был прохладным — прохладнее, чем в вестибюле. Когда начался дождь, температура упала, наверно, градусов на десять. Может, теперь прекратится эта ужасная жара? Она и так длилась довольно долго. В ров уже набралась вода, по ее поверхности колотили крупные капли. Энди не успел пройти по мостику, как почувствовал, что башмаки уже промокли. Со штанин текло, мокрые волосы прилипли к голове. Но было прохладно, и все остальное его не волновало, даже мысль о постоянно раздраженном Грассиоли, похоже, не слишком занимала его.
Дождь шел до вечера. В остальном этот день ничем не отличался от других. Грассиоли дважды лично отчитал Энди, а потом устроил ему разнос перед всем отделом. Энди расследовал два ограбления на дорогах и еще одно разбойное нападение, которое в итоге превратилось в убийство, поскольку жертва скончалась от ножевого ранения в грудь. Работы навалилось больше, чем отдел мог разгрести за месяц, а пока подчищали старые дела, все время поступали новые. Как он и ожидал, в шесть уйти не удалось, но в девять лейтенант вылетел куда-то по телефонному звонку, и все дежурившие днем, несмотря на угрозы и предупреждения Грассиоли, через десять минут исчезли.