Девушка-терьер посмотрела на меня с изумлением.

За последние двадцать лет так называемые корректирующие методы вышли из моды. Теперь дрессировщики предпочитают придавать тренингам позитивную окраску. Так что, если они говорят: «У вас прекрасная возможность привить собаке хорошие манеры», в действительности это может означать прямо противоположное.

Девушка вручила мне брошюру, и мы с Холой направились к зрительским местам, попутно осматривая площадку для теста. К пластиковой ограде на равном расстоянии друг от друга были прикреплены десять пронумерованных карточек. Ассистенты с каменным выражением лица, подвергнув собаку очередному истязанию, делали пометку в блокноте и провожали к месту следующего теста. Пять или шесть хозяев ждали своей очереди возле регистрационного стола.

Сама площадка оказалась не намного больше моей квартиры, а большинство собак принадлежали к тому характерному типу городских питомцев, которые легко умещаются в продуктовую авоську. Пока эти диванные валики семенили по кругу на своих коротеньких лапках, я читал брошюру, посвященную СХГ.

Я узнал, что программа «Собака — хороший гражданин» состоит из десяти тестов, которые могут показаться простыми, пока вы не предложите их собаке. Это все равно что пытаться избавиться от клинической депрессии, листая описания лечебных процедур, подумал я.

По мере углубления в текст мое настроение скакало вверх и вниз, как мартышка в джунглях. Наверное, нечто подобное испытывая мой отец, провожая меня на выпускной бал. Выкрашенные в черный цвет волосы, галстук-бабочка — шкаф с поэзией вместо мозгов… Легко было догадаться, что его старший сын не только не пойдет в медицинское училище, но и, скорее всего, в ближайшее время вообще нигде не сможет устроиться.

— Не паникуй, — произнес над ухом знакомый голос с характерным лонг-айлендским акцентом. — На самом деле все гораздо страшнее.

Кларк обнял меня — Анонимные алкоголики имеют привычку обниматься по любому поводу — и сказал, опустив голову вниз:

— Слышала, Хола?

Хола смерила его долгим взглядом, а потом отвернулась. Кларк ей почему-то не нравился.

Тем временем на площадке происходило следующее. Ближе других к нам смирно сидел пудель — его причесывали и проверяли когти на передних лапах, каждый коготь по отдельности. Шетлендская овчарка стояла как вкопанная, хотя ее хозяин уже тряс руку ассистенту, готовясь уйти. Миниатюрный пинчер даже не подпрыгнул, когда экзаменатор протянул к нему руку для поглаживания. Скотч-терьер с хвостом-колечком спокойно лежал на траве, пока ассистент махал перед ним папкой с бумагами (тест «Реакция на раздражители»). Очень нервный на вид лабрадудель мужественно удерживался от скулежа, хотя его хозяин уже скрылся из поля зрения (тест «Контролируемое разделение»).

— Как они это делают? — спросил я Кларка. — Сколько тестов нужно сдать на сертификат?

— Все.

Я поискал в его голосе сарказм, но не нашел.

— Что?

— Это испытание формата «зачет — незачет». Собака должна сдать все тесты. Десять из десяти. Идеальный результат.

У меня потемнело в глазах. Хола ни одного не сдаст. Да она провалит экзамен, пока я еще буду бумаги заполнять.

— Вам с Холой стоило бы тренироваться, — заметил Кларк.

— Спасибо, кэп.

— Ты не верил, что сможешь бросить пить, помнишь? СХГ даже легче.

— Мне так не кажется.

— Она умная девочка. Я чувствую, у нее большой потенциал.

В мире очень мало людей, которым я верю больше, чем Кларку, но в тот момент я точно знал, что он заблуждается.

А чего я не знал, так это того, что мои страхи беспочвенны и я — единственный, кто ошибается на самом деле. Хола могла выполнить все эти задания — и гораздо больше. У нее уже было все, что нужно, и никто не стоял между ней и ее триумфом.

Никто, кроме меня.

На дог-шоу, помимо собственно шоу, можно найти немало интересного — например, товары для собаководов, картины и поделки разной степени бездарности, а также тематические палатки, устроенные организаторами и собачниками-добровольцами. Прогулявшись по парку, я нашел палатки, посвященные кламбер-спаниелям, Городскому клубу собаководства и, к своему огромному удивлению, бернским зенненхундам.

В последней я обнаружил двух женщин, двух собак и покосившийся ломберный столик, на котором лежали отпечатанные на дешевом принтере цветные листовки. Собаки оказались очаровательными, изящными суками с блестящей шерстью и ласковыми улыбками. Увы, того же нельзя было сказать об их хозяйках — дамах среднего возраста с тусклыми, коротко стриженными кудрявыми волосами и в блузках с цветочным узором, на которых словно стоял штамп «Куплено на распродаже». На лицах обеих дам читалось, что они пользуются уважением у своих псов.

Одна из них оказалась легендой — заводчиком многочисленных чемпионов, чьи щенки в девяностых пользовались бешеным спросом. Ее звали Лилиан Остермиллер, и месяц назад АКС признал ее Собаководом года в группе служебных собак.

Стоило мне подвести Холу к маленькому вольеру, где сидели суки, как она просунула нос через прутья и расцеловалась с кузинами. Ее морда приняла выражение экстаза (обычное для нее), голова лихорадочно задергалась вверх-вниз, будто я только что спросил, не хочет ли она потанцевать.

— Они всегда узнают других зенненхундов, — объяснила Лилиан. В ее отрывистой четкой речи явно проскальзывал немецкий акцент. — У меня был кобель, который облаивал сук любой другой породы, но при виде зенненхунда становился ангелом.

— Прекрасно его понимаю.

— Да она красавица, — сказала Лилиан, осмотрев Холу. — Настоящее чудо.

— Это не чудо, а кошмар, — возразил я. — Мы все перепробовали. Как горох об стену. Я уже не знаю, что делать. Она всегда была такой. В детстве ее братья и сестры спокойно сидели в вольере, а она носилась как укушенная.

— Кто вам ее выбрал?

— Заводчик.

Лилиан понимающе кивнула.

— Знаете, — доброжелательно начала она, — мы всегда можем отличить почерк профана.

— Это я профан, — ответил я.

Пока я предавался самобичеванию, легендарная Дрессировщица наблюдала за общением Холы с подругами.

— Мне нравится эта собака, — наконец сказала она. — Псы, напоминающие диванные подушки, невыносимо скучны. А в этой чувствуется личность. Она любознательна. По мне, это лучший тип собак.

Я в изумлении слушал, как Собаковод года нахваливает моего домашнего монстра. Но в настоящий нокаут я отправился, когда она произнесла:

— Ее проблема заключается в интеллекте. У вас слишком умнаясобака.

На всякий случай я опустил глаза, проверяя, не подменили ли мне пса.

Мы с Холой и Кларком прогуливались в парке для собак Джемми-ран. В порядке исключения я спустил свое бедствие с поводка. Хола самозабвенно носилась по траве, и я, беседуя с Кларком, старался не сводить с нее глаз.

— Согласен, — вдруг сказал Кларк.

— С чем?

— Ну, с твоей идеей. Она действительна хороша. Можно сказать, лучшая твоя идея в этом месяце.

— Какая?

— Готовить Холу к тесту «Собака — хороший гражданин».

— Это была твоя идея.

— Серьезно? Какой я молодец.

Тем временем Хола принялась задирать йоркширского терьера; собаки закрутились на месте, как пушистое двухголовое торнадо.

— Она не сможет, — сказал я. — Это нереально.

— Она — сможет. Я больше беспокоюсь о тебе.

— Ну нет. В этой цепи слабое звено — не я.

— Именно ты. Вы с Холой друг другу не подходите.

Я не успел придумать достойного опровержения этой клевете, потому что был вынужден броситься в центр торнадо, чтобы оттащить Холу от малыша. У терьера был такой ликующий вид, будто он только что получил награду от мэра. Хола привалилась к моей ноге, тяжело дыша.

— Слушай, — сказал Кларк. — Вот тебе мой совет. Вы должны сдать СХГ ради Глории. Чтобы доказать ей.