Приставив к глазам козырек ладони, Стелла увидела большой табун, сгрудившийся возле поилок за низенькой покосившейся оградой. Для чего была эта ограда — неизвестно, она никого ни от чего не защищала и ровным счётом ничего не огораживала. Просто два ряда необтёсанных веток.

Принцесса подъехала ближе и со скуки начала рассматривать лошадей. Это были западно-лиэнские лошади, преимущественно гнедой масти. Обыкновенные кони, таких закупают для армии. Девушка огляделась по сторонам в поисках табунщика — ни малейшего намёка на его присутствие; зато со стороны соседней фермы слышались звуки музыки. Вроде бы ничего необычного: какой-то пастух играет на свирели — но это была не свирель! С фермы отчётливо доносились бесхитростные переливы лютни.

Стелла тронула поводья и поехала на звуки музыки. Они привели её к заднему двору фермы.

Прислонившись спиной к стене сарая, стояла девушка; русые пряди падали на плечи из-под кокетливо повязанной косынки. Не отрывая взгляда, она с восхищением и любовью смотрела на молодого человека в потёртой коричневой бархатной куртке. Он сидел на перевёрнутом ведре и, прикрыв глаза, играл на лютне. Его пальцы, словно крылья бабочки, порхали по трепетавшим, словно от сладостного волнения, струнам.

Принцесса сразу поняла, что увидела и услышала запретное — молодой музыкант играл только для русоволосой девушки, которая, в свою очередь, дарила нежный задумчивый взгляд только ему. Стелла поспешила ретироваться, но предательски зашуршавшие под копытами камушки выдали её. Музыка оборвалась, оборвалась резко, будто человек на полуслове.

— Простите, я не хотела, — смущённо прошептала принцесса, поймав их испуганный взгляд. Ей было неловко, она отдала бы всё на свете, чтобы поскорее уехать отсюда.

Музыкант с тоской проводил глазами хлопнувшую калиткой девушку, встал и побрёл прочь. Он словно не замечал присутствия постороннего человека. Сгорая от любопытства и желая объяснить, что она не хотела им мешать, принцесса последовала за ним.

Музыкант перелез через позабавившую Стеллу ограду, пошарил рукой по земле и поднял футляр. Осторожно, с любовью он убрал свой инструмент, засунул кофр под мышку и побрёл к лошадям. Значит, это он присматривал за ними и, наверное, прививал любовь к музыке. Погонщик в бархатной куртке… Это попахивало очередной историей о разорившемся благородном роде. Отсюда и его увлечение музыкой.

— Алеф, где тебя носит?! — рявкнул краснолицый человек, подошедший к музыканту со стороны города.

От его крика лошади разбежались в разные стороны.

— Опять лоботрясничаешь! Всё со своей тренделкой возишься? — Он попытался вырвать футляр из рук музыканта, но, разумеется, безуспешно.

— Вы ничего не понимаете в музыке! — вздохнул Алеф, крепко прижав к груди свою лютню. Так мать прижимает к груди ребенка.

— Зато я понимаю в лошадях. Я нанял тебя не для того, чтобы ты целый день пиликал и чесал лясы с прохожими, а для того, чтобы ты следил за моими лошадьми. Я ведь тебе за это плачу, не так ли?

Хозяин бросил ехидный взгляд на работника. Тому нечего было ему возразить.

Заметив принцессу, владелец табуна спросил, не нужно ли ей чего-нибудь. Она покачала головой и вежливо поблагодарила за беспокойство.

Тем же вечером Стелла снова увидела лютниста. Принцесса неторопливо прогуливалась по одной из улиц, когда её взгляд внезапно наткнулся на ту самую девушку, которую она встретила днём. Она была не одна, с матерью. У обеих в руках были прикрытые белым полотном корзины.

Мать остановилась возле обшарпанного дома с самодельным балконом, забрала из рук дочери корзину и постучала. Открывать ей не спешили, поэтому она успела дать дочке пару полезных наставлений, вроде: «Стой здесь и никуда не уходи!» или «Будь благоразумна, Элиза, и не засматривайся на парней. Не для того я тебя растила, чтобы ты сбежала с каким-нибудь прощелыгой с дырой в кармане». Элиза покорно кивала, но, как только за матерью захлопнулась дверь, со всех ног бросилась за угол. Там её поджидал Алеф.

Они не позволили себе ничего, кроме пожатия рук и пары ласковых слов.

— Элиза! — донёсся из-за угла недовольный голос матери. — Где тебя носит, дрянная девчонка?

Девушка вздрогнула и испуганно обернулась. Юноша крепко сжал ее пальцы, накрыл своей ладонью ее ладонь.

— Ничего, ничего, солнышко, скоро мы будем вместе, — пытался успокоить её Алеф.

— Ах, нет! Мама никогда не позволит… Ей… ей так нужны деньги.

— Иди сюда сейчас же, Элиза! — Голос матери стал громче. Она была рядом, оставалось только повернуть за угол.

Рука Элизы выскользнула из рук Алефа, оставив в его ладони лишь крошечную речную раковину, нанизанную на простую холщовую нитку.

Выражение лица Алефа, с которым он смотрел то на опустевшую без Элизы улицу, то на свою лютню, с которой он, очевидно, никогда не расставался, то на подарок своей возлюбленной, тронуло Стеллу. Она подошла к нему и решилась заговорить, причём начала с самого главного, без ненужных предисловий.

— Вам нужны деньги?

Он вздрогнул и непонимающе посмотрел на неё.

— Не в моих правилах так бесцеремонно вмешиваться в чужую жизнь, но… Вы ведь любите ту девушку и не можете на ней жениться из-за денег.

— Откуда Вы знаете? — Алеф напрягся, как струна.

— Слышала. Абсолютно случайно, — поспешила добавить Стелла.

Музыкант прошёл немного по улице, остановился перед открытой дверью трактира, достал из футляра инструмент и приготовился играть.

— Если я бедный музыкант, то это не даёт Вам права унижать меня, — гордо заметил он, обернувшись к озадаченной принцессе. — Мне не нужны подачки.

Алеф провёл рукой по струнам, взял по отдельности несколько аккордов и, закрыв глаза, заиграл. Мелодии, лившиеся из-под его пальцев, были то светло-печальными, то мажорно-задумчивыми, сыгранными без фальши, но никто, решительно никто из прохожих не положил в его шляпу ни монетки. Стелла простояла рядом добрых полчаса — шляпа музыканта по-прежнему была пуста.

На улице промелькнула светлая головка Элизы; мать тащила её за руку и громко, не стыдясь прохожих, отчитывала. Девушка была красна, как мак. Она, как могла, старалась замедлить шаги матери и, не отрываясь, смотрела на Алефа. Принцессе показалось, что в её глазах блеснули слезинки.

Когда Элиза скрылась из виду, песни лютни стали печальнее. Алеф играл с каменным, бесстрастным лицом, все его эмоции, все переживания были вложены в плачущие дребезжащие звуки струн.

Не выдержав, Стелла отвязала кошелёк и, ни секунды не раздумывая, бросила его в шляпу музыканта. Там было не так уж много, но всё же вполне достаточно для того, чтобы сбежать вместе с любимой девушкой из душного пыльного города. В другом месте талант Алефа обязательно оценят. Или, по крайней мере, у него будет шанс найти себе более подходящую работу.

После ужина принцесса рассказала о своём поступке Маркусу; тот посчитал его легкомысленным.

— Ты выбросила деньги на ветер, — заметил он. — Осчастливить всех невозможно.

— Зато можно осчастливить хотя бы одного, — возразила девушка. — Для этого нужно так уж много. Или ты считаешь, что деньги дороже простого человеческого счастья?

— Нет, но тех денег им всё равно не хватит.

— Знаю. Но их хватит для того, чтобы бежать в другой город. Поверь, для них это не мало. Я просто помогла им сделать первый шаг.

— И в другом городе они обязательно будут жить долго и счастливо?

— Понятия не имею, мне это не важно.

— А что тебе важно?

— Важно то, что я пыталась помочь. Любовь, как известно, не заглядывает в содержимое кошельков.

— Ладно, убедила, но я на твоем месте присвоил бы ему какой-нибудь титул.

— Он бы отказался, Маркус, он гордый, — покачала головой принцесса.

— А от денег, значит, он не отказался?

— Отказался. Просто во второй раз это выглядело не как подачка, а как плата за его игру.

На следующий день, счастливо избегнув организации званого обеда в их честь, друзья вместе бродили по городу, без охраны и вполне с утилитарной целью. Накануне вечером, пересмотрев свой нехитрый гардероб, Стелла пришла к выводу, что там не хватает элементарных, но жизненно необходимых вещей, вроде рубашек. Так как поездка виделась ей уже в другом, реалистичном свете, она решила существенно изменить содержимое седельных сумок, отослав кое-что из вещей в Лиэрну. Место шелка, атласа и бархата должны были занять шерсть и лен, призванные обеспечить тепло и удобство в любую погоду.